донеслись голоса. Началось все с едва слышного, далекого шепота вроде шепота стеклянного шара, повторяемого бессчетное множество раз. Но вот хор шепчущих голосов из разбитого шара набрал силу, заполонил все вокруг, преисполнился восторга, перерос в радостную триумфальную песнь – в гимн победе! Заключенный в шаре миниатюрный город задрожал, померк, на глазах меняя размеры и формы. Теперь Бентон не только видел, но и слышал его – мерный, словно бой исполинского барабана, грохот и лязг механизмов, тряские волны вибрации приземистых стальных созданий.

Создания эти требовали заботы, и, разумеется, заботились о них на славу. Рабы – потные, сгорбленные, бледнолицые люди – из кожи вон лезли, лишь бы ревущие топки, средоточия стали и мощи, оставались довольны. Вся эта картина росла, росла на глазах, пока не заполнила комнату снизу доверху, а взмокшие от пота рабочие не засуетились вокруг, под самым носом, едва не задевая Бентона локтями. Неукротимый рев пламени, скрежет шестерен, лязг шатунов и клапанов заглушил все прочие звуки. Что-то мягко толкнуло в плечо, призывая его вперед, вперед, в объятия Великого Города, и туман радостно, самозабвенно вторил новой победной песне обретших свободу.

Проснулся Бентон еще до восхода солнца и к тому времени, как колокол зазвонил побудку, уже покинул тесную спальную комнату. Влившись в ряды марширующих на работу товарищей, он мельком заметил вокруг несколько знакомых лиц: людей, с которыми вроде бы где-то когда-то встречался, однако воспоминания тут же померкли. Пока все они колонной шли к ожидающим их машинам, нестройно горланя тот самый напев, что многие сотни лет вел на работу их предков, Бентон, сутулясь под тяжестью вьюка с инструментами на спине, подсчитывал время, оставшееся до следующего дня отдыха. Ну что ж, не так уж и долго – еще какие-то три недели, и он вполне может оказаться в очереди за вознаграждением, если, конечно, будет на то воля Машин…

А почему нет? Разве не служит он своей машине верой и правдой?

Рууг[8]

– Ру-уг! – пролаял пес, поднявшись на задние лапы, опершись передними на ограду и оглядевшись вокруг.

Рууг шустро бежал ко двору.

Было раннее утро: солнце, можно сказать, еще не взошло, воздух холоден, сер, стены дома мокры от росы. Не сводя глаз с Рууга, пес чуть приоткрыл пасть и покрепче вцепился большими черными лапами в верхушки штакетника.

У открытой калитки, ведущей во двор, Рууг остановился – мелкий, тощий и бледный, нетвердо державшийся на ногах. Он подмигнул псу. В ответ тот оскалил клыки.

– Ру-уг! – снова пролаял он.

Лай его гулким эхом унесся в безмолвный сумрак. Ничто вокруг не шелохнулось. Оттолкнувшись от заборчика, пес упал на четвереньки, двинулся через двор, к крыльцу, устроился на нижней ступеньке и снова замер, пристально глядя на Рууга. Тот остановился под окном, мельком взглянув на пса, поднялся на носки и вытянул шею, принюхиваясь к окну.

Пес пулей метнулся через двор, ударил лапами о заборчик, так что створка калитки, вздрогнув, жалобно заскрипела. Рууг поспешно, смешными мелкими шажками, засеменил вдоль дорожки прочь. Пес, тяжело дыша, свесив наружу розовый язык, лег у калитки, прижался боком к планкам штакетника и не сводил с глаз Рууга, пока тот не скрылся из виду.

Лежал пес молча, поблескивая бездонно-черными глазами. Начинался день. Небо чуточку побелело, в тишине утра со всех сторон зазвучало эхо человеческих голосов и прочего людского шума. За опущенными жалюзи засияли включенные лампы. Где-то неподалеку хлопнула створка окна, распахнутого навстречу утренней свежести.

Однако пес даже не думал сдвинуться с места. Он бдительно наблюдал за дорожкой.

Хлопотавшая на кухне миссис Кардосси подлила в кофейник воды. Из кофейника хлынул наружу слепящий пар. Поставив кофейник на край плиты, миссис Кардосси отправилась в кладовую, а вернувшись, обнаружила в дверях кухни Альфа.

– Газеты принесла? – спросил Альф, водружая на нос очки.

– Нет. Почта в ящике.

Пройдя через кухню, Альф Кардосси отодвинул засов задней двери, шагнул на крыльцо, вгляделся в промозглую серость утра. У ограды лежал пес, Борис – черный, мохнатый, язык наружу.

– Язык убери, – велел ему Альф.

Пес вмиг поднял на него взгляд, застучал хвостом по земле.

– Язык, – повторил Альф. – Спрячь язык, тебе сказано.

Пес и человек смерили друг друга взглядами. Пес, беспокойно сверкнув глазами, негромко, тоненько заскулил.

– Ру-уг! – вполголоса тявкнул он.

– Что? – Альф огляделся. – К нам заходил кто-то? Небось тот мальчишка, что разносит газеты?

Пес, не мигая, с разинутой пастью, глядел на него.

– Что-то ты не в себе последнее время, – пробормотал Альф, – а лучше бы успокоился. Нам, старикам, знаешь ли, волноваться вредно.

С этим он ушел в дом.

Озаренная восходом солнца, улица ожила, заиграла множеством красок. По тротуару прошел почтальон с полной сумкой журналов и писем. За почтальоном, радостно хохоча и возбужденно болтая, промчалась компания ребятни.

Около одиннадцати миссис Кардосси, подметавшая парадное крыльцо, потянула носом воздух и на миг замерла.

– Свежо-то как… благодать, да и только, – сказала она. – Значит, денек будет теплым.

Полуденную жару черный пес пережидал под крыльцом, растянувшись во весь рост на боку. Грудь его мерно вздымалась и опадала. На ветках вишневого дерева резвились, попискивали, тараторили птицы. Прежде Борис разве что временами поглядывал на них, вскинув голову, но сейчас поднялся и рысцой устремился к дереву.

Остановившись под вишней, он увидел пару Руугов, сидящих на заборе и наблюдающих за ним.

– Большой, однако, – заметил первый Рууг. – Нечасто среди Охранителей попадаются такие громадины.

Второй Рууг согласно закивал, голова его закачалась на тонкой, дряблой шее. Борис, напрягшись всем телом, будто окаменев, не сводил с Руугов глаз. Рууги умолкли, глядя на огромного пса с косматым белым «галстуком» под нижней челюстью.

– Что там с урной для жертвоприношений? – спросил первый Рууг. – По-моему, почти полна?

– Да, – вновь закивал второй. – Почти готова.

– Эй, там! – повысив голос, заговорил первый Рууг. – Слышишь меня? На этот раз мы решили принять жертву, так что не забудь нас впустить! И чтобы теперь без глупостей!

– Да-да, не забудь, – поддержал его второй. – Ждать осталось недолго.

Борис не ответил ни слова.

Рууги, спрыгнув с забора, отошли и остановились поодаль, за краешком тротуара. Один из них развернул карту, и оба склонились над ней.

– Правду сказать, не самое лучшее место для первого испытания, – заметил первый Рууг. – И Охранителей вокруг полно, и вообще… а вон там, на севере…

– Так уж они решили, – откликнулся второй Рууг. – Факторов-то разных – уйма, а стало быть…

– Ну да, еще бы.

Взглянув на Бориса, оба отодвинулись от забора еще дальше,