Шрифт:
Закладка:
— Убийцы! — гневно вскричал он. — Фашисты!
Женщина-пассажирка лежала на газоне перед посольством Румынии, куда ей удалось доползти, выбравшись из взорвавшегося автомобиля.
Дана Питерсон, анестезиолог, случайно оказавшаяся у места взрыва, откинула голову раненой, открыла ей рот и извлекла сгустки крови. Каждый хриплый булькающий вдох давался ей с неимоверным — трудом. Дана все еще пыталась очистить дыхательные пути раненой, когда чьи-то сильные руки клещами вцепились в ее плечи и начали трясти из стороны в сторону. Питерсон оглянулась вне себя от ярости.
— Спасите ее! — кричал парень с опаленными волосами.
— Я врач, — ответила Питерсон. Один только взгляд на лицо мужчины подсказал ей, что перед ней еще одна жертва взрыва, находящаяся в состоянии тяжелого эмоционального шока.
Вмешался один из подоспевших агентов и оттащил рыжеволосого парня.
Петерсон тут же повернулась к раненой женщине, чье дыхание слабело с каждой секундой. Дана наспех осмотрела ее, пытаясь обнаружить причину кровотечения. Она увидела множество синяков и ссадин на лице, в том числе длинную рану, рассекавшую нижнюю губу. Ноги женщины также были покрыты царапинами и ссадинами, но никаких ран, могущих вызвать столь обильное кровотечение, Питерсон найти не удалось. И тут она увидела крохотные дырочки по обе стороны горла раненой…
Подоспел Кукмович с кислородным аппаратом. Питерсон начала наружный массаж сердечной мышцы, ритмично надавливая на грудную клетку раненой.
Уолтер Джонсон обогнал всех других следователей.
В окне изуродованного взрывом голубого автомобиля, чуть выше линии двери, он увидел руки, а заглянув вниз — остановившиеся глаза мужчины средних лет, который, словно рыба, беззвучно открывал и закрывал рот, глотал воздух. Вскинутые высоко вверх руки водителя беспрерывно двигались — будто он пытался ощупью ухватить что-то все время ускользавшее от него. Половина тела мужчины, казалось, была затиснута под машину — его голова, вывернутая под противоестественным углом, лицом к левому заднему колесу, едва возвышалась над сиденьем.
— Потерпите, — попросил его следователь.
Дверь заклинило намертво. Джонсон прикидывал, как бы вытащить водителя, но мешала рулевая колонка. Пол у машины исчез.
Джонсон заглянул под автомобиль. И его худшие опасения подтвердились. Ноги водителя не были согнуты или сломаны: их по колено оторвало взрывом.
Скип Бингхэм прибыл на Шеридан-серкл сразу за спецмашиной № 1 и поставил свою «скорую» перед посольством Турции.
«Чилийские фашисты? Откуда вы знаете?»
Следователь Джонсон в это время старался утихомирить мужчину с опаленными волосами.
— Скажите же, что произошло? — спрашивал он.
— Они подложили бомбу в машину!
— Кто «они»? Кто подложил бомбу?
— Чилийские фашисты! Подонки!
— Какие еще чилийские фашисты? Откуда вы знаете? — Джонсон достал блокнот и авторучку. — Рассказывайте.
Но тут мужчина увидел носилки. Он оттолкнул Джонсона и бросился к ним.
Носилки с пациенткой вдвинули в машину. Питерсон села рядом.
К тому времени, когда «скорая» умчалась прочь, пожарным удалось с помощью лома открыть дверь голубой машины и сорвать рулевое колесо. Агент СОДЛ прижимал принесенную врачом «скорой» Каталано кислородную маску к лицу водителя, а сам Каталано лежал под машиной, ощупывая страшные раны на ногах мужчины и пытаясь зажимами приостановить обильное кровотечение. Водитель больше не дышал. Пульс остановился. Перекачивать сердцу было нечего: менее чем за десять минут он истек кровью.
Кукмович решил, что мужчина с опаленными волосами окончательно потерял голову. Не дай бог, если у него сотрясение мозга или внутреннее кровотечение. Чарлз поспешил усадить его в свой патрульный автомобиль и повез в больницу: по пути туда у мужчины приступы рыданий и бессвязной брани сменялись жутким спокойствием.
Следователь Джонсон едва пробился сквозь толпу полицейских и больничного персонала, запрудившую все проходы в приемном покое больницы Университета Джорджа Вашингтона. Нужного ему человека Джонсон нашел в небольшой перевязочной: облаченный в зеленое больничное одеяние, тот лежал на операционном столе. Над ним хлопотали врачи и сестры: они уже извлекли из грудной клетки небольшой осколок и сейчас обрабатывали множественные порезы и ссадины на лице. Дожидаясь, пока медики закончат работу, следователь заглянул в регистрационные карты. На одной из них значилось: Майкл Моффит. Год рождения 1951-й, 29 июля. На другой, заведенной на раненую женщину: Ронни Карпен Моффит. Год рождения 1951-й, 10 января. Обоим было только по 25 лет.
Наконец Джонсон смог возобновить опрос свидетеля. Место работы? Что именно Моффит помнит о взрыве? Назовите имена чилийских фашистов. Следователю приходилось чуть ли не кричать Моффиту в ухо, чтобы удержать его внимание: тот то начинал говорить, то надолго умолкал. Моффит бессвязно бормотал о каких-то военных переворотах и политических убийствах, о битвах между «ястребами» и «голубями». Джонсон едва успевал строчить в блокноте, записывая все подряд. Раненый терял силы на глазах. То он требовал позвать своих друзей. То проклинал убийц. Но главным образом спрашивал, что с его женой. Джонсон старался не позволить Моффиту отвлекаться, сначала с вежливой настойчивостью, потом просто грубо. Он был полон решимости выжать из свидетеля все сведения сейчас, пока случившееся еще свежо в памяти, особенно о тех самых важных минутах перед взрывом и сразу после него.
И единственное, что ему оставалось, — продолжать истязать вопросами и без того мучающегося раненого.
Бингхэм вышел на улицу. После 45 минут непрерывного массажа грудной клетки раненой нестерпимо ломило руки. Он пробрался сквозь толпу к знакомому репортеру.
— Слушай, что происходит? Кого это мы привезли?
— Какой-то Летельер, — ответил тот. — Посол из Чили то ли еще откуда-то.
Через несколько минут после Бингхэма из операционной вышел один из врачей. Нарочито медленно пересек вестибюль больницы, собираясь с духом…
— Ваша жена умерла, — сказал он Майклу Моффиту вдруг осипшим голосом, и следователь Джонсон понял, что допросу пришел конец.
«Взрыв так взрыв. Мне нужен результат»
— Летите сегодня! — приказывает Эспиноса (заместитель начальника пиночетовской тайной полиции — ДИНА, ныне Национальный информационный центр). — Завтра в аэропорту Кеннеди встретитесь с лейтенантом Фернандесом, который возвращается в Чили. Он передаст вам оперативные разведданные.
— Слушаюсь, полковник, — по-военному отвечает Таунли.
Они с Эспиносой сидят в автомобиле, притаившемся на окраине Сантьяго. Хотя Эспиноса и Таунли дружат’семьями, постоянно видятся в штаб-квартире ДИНА, полковник, когда речь идет о серьезных делах, предпочитает такие вот конспиративные встречи.
— Вам придется разъяснить кубинцам… задание до мельчайших деталей. Они должны справиться сами: не нужно, чтобы вы оставались в Штатах, когда это произойдет. Кстати, хорошо бы все обставить как уличное происшествие: нападение грабителей, несчастный случай. Что-нибудь не очень шумное, не вызывающее подозрений.
— А вдруг не удастся? Взрывчатку вы запрещаете?
— Нет, не запрещаю. — На губах Эспиносы мелькает тень улыбки. — Взрыв так взрыв.
