Старикан оказался любителем «культурно посидеть» и поговорить за жизнь. И, хотя Молчун не любил ни того, ни другого, но понял, что так можно поесть на халяву (да ещё и деликатесов!) плюс узнать полезные факты и городские новости.

Да и покровительством сильных мира сего не разбрасываются. Максим Виленович Денисов (отчество было странным, но старик объяснил, что оно образовано от первых букв имени Владимира Ильича Ленина) совсем не выглядел как мафиози, но имел очень много связей в верхах. Позже Саша узнал, что Денисов знаком со всей элитой города.

Но не только поэтому тот спокойно ходил в тёмное время по опасным переулкам без оружия. Многих «малых» авторитетов Денисов тоже знал лично, поэтому даже отморозки-беспредельщики старого мудреца не трогали.

Впрочем, он и сам мог за себя постоять. Максим Виленович был похож на ожившую реконструкцию денисовского человека – ширококостный, невысокий, массивный, с грубыми чертами лица. Раньше носил густую кучерявую бороду и бакенбарды, что еще добавляло сходства не то с находкой антрополога, не то с волшебником из фэнтези. Видимо, сравнения его достали, и недавно лишнюю растительность с лица он сбрил. Ещё Денисов имел громоподобный голос и не стеснялся по любому поводу излагать свое мнение. И никогда оно не было пустым. Из головных уборов предпочитал старомодный берет, как какой-нибудь довоенный художник или писатель, хотя был, скорее, учёным. Но сам отмахивался от этого звания.

«Я – всего лишь самоучка. И я не инженер, как „шестёрки“ магнатов, обслуживающие остатки техники. Я – теоретик. Для меня это искусство, а не работа».

Был он холостой, точнее, вдовец, и жил на широкую ногу («и руку, и желудок» – как сам говорил). Откуда Денисов берёт средства, Саша не знал, но складывалось ощущение, что они у него не заканчиваются, и старик не задумывается о цене вещей и продуктов.

Когда он приглашал, Саша этой возможностью всегда пользовался. Тем более, что Анжела особо с готовкой не заморачивалась и часто говорила: «Еда – на рынке или в ресторане». Или в канале плавает, с чешуёй и потрохами.

А Денисов, судя по всему, свои обеды и ужины именно из ресторанов получал.

Но на его «вечерах» не только пили и ели (не обжираясь), не только играли в карты и шашки (и даже шахматы), не только курили, но и разговаривали. Реже – о местной политике. Чаще – о каком-нибудь Кьеркегоре, Хокинге или Перельмане.

В гости приходили разные люди – художник-дизайнер, мелкий чиновник из Ратуши, журналист из газеты (той самой, где публиковались объявления о «продаже хороших людей»), инженеры с заводов, торговцы, бывавшие в далёких краях. Заглядывал и Чучельник, который не удивился, увидев здесь знакомого сталкера, но общался так, будто они с Сашей друг друга не знали. Раньше он частенько посещал этот своеобразный богемный клуб, но в последние месяцы заболел, много кашлял в платок и выглядел неважнецки.

Часто с ними за столом сидел «молчаливый» (как оказалось – немой) кладбищенский сторож Поликарп. Мода давать имена «под старину» здесь была как же сильна, как в Сибири и на Урале. Может, он понимал не всё, но его гипнотизировали и завораживали умные разговоры.

Но никогда там не появлялись люди из окружения Кауфмана или Михайлова.

Пару раз гости приходили с дамами разного поведения, но чаще состав сборищ был чисто мужской. Впрочем, никаких порочных «наклонностей» у участников замечено не было.

Иногда засиживались за полночь, расходились уже под утро. Встречи случались несколько раз в месяц, но Саша приходил не на все, старался не злоупотреблять хлебосольством хозяина. А ещё старался Анжелу не злить без надобности. Хотя в компании этих неординарных людей ему было интереснее, чем с ней.

Так он заполнял пробелы в образовании. Хотя Денисов знал столько, что и десяти лет не хватило бы. Особенно в точных науках. «Гуманитарку» не любил и говорил, что знание о том, как топились в речке вымышленные люди, ещё никому не помогло сконструировать двигатель. Впрочем, иногда снисходил и до обсуждения литературы с философией.

«Может, бог и есть. Но даже в таком случае… и он, и душа, стали бы просто другой формой материи. Нет барьера между материализмом и идеализмом! Данное существо не отличалось бы от нас ничем, кроме того, что смогло создать Вселенную. Зачем ему поклоняться? Почему нельзя просто уважать? А ты хотел бы, чтобы твои дети называли себя твоими рабами? Так было в античности, но это дикость. И мы, если бы история пошла иначе, тоже смогли бы со временем создать новую Вселенную».

Вот такие «крамольные» речи он говорил. И даже церковный сторож с ним не спорил.

Из их разговоров, которые были для Саши интереснейшим времяпрепровождением (даже это ломающее язык слово он узнал там), парень понял, что его знания о мире ущербны и неполны.

Многое из того, во что он верил, и вовсе оказалось сказками.

«А на Земле правда бывали инопланетные цивилизации? Я про это читал. Ролики смотрел».

«Ага. А ещё Земля плоская, а на дне океана живёт Ктулху. Эх ты! Даже если умеешь читать, информацию надо фильтровать. Не всё, что дошло до нас от предков,– правда. И лажи хватает. И вымысла».

Иногда Денисов проводил интересные параллели.

«У нас сейчас благословенные времена раннего Средневековья. Когда ещё не было мощных каменных замков, когда церковь и торговля не так много значили, как добрый меч и конь. Хотя вместо меча чаще был топор или копьё. И в римских развалинах дрались между собой банды варваров, наделявшие своих паханов титулами римских патрициев».

«И коз пасли в Колизее?» – вспомнил Саша что-то из рассказанного дедом.

«Бывало и такое. А вот когда перейдм в Высокое Средневековье, там и замки будут, ну, или хотя бы крепости, и рыцари-дворяне. Разве что без доспехов, с „калашами“. Но на лошадях. Потерпи, уже скоро. И крепостные тоже будут… вместо рабов. А потом и империи».

Саша знал, что крепостные уже есть. А империи… одна, похоже, поднималась на его глазах.

Ещё он спрашивал учёного про радиоактивный Пояс Урала. Тот ответил, что, по его подсчётам, этот Пояс ещё долго будет радиоактивным.

«Это не Хиросима с Нагасаки, где всё рассеялось через месяц-другой. В ядерных отходах немного другие радиоактивные вещества. И принцип распространения отличается от того, что бывает при взрыве атомной бомбы. Америций-241, цезий-137, плутоний-239 и стронций-90 распадаются очень долго».

Это только укрепило Сашу во мнении, что той же дорогой вернуться назад не выйдет, а новые дозы облучения ему лучше не получать. Но он уже не стремился в Сибирь, где у него никого не осталось. Скитания стали его плотью и кровью, а бездомность – привычкой. Даже тогда, когда дом формально был.

Без интернета и баз данных самый ценный подарок и самый ценный товар – информация. Денисов рассказывал Молчуну полезные вещи, которые тот впитывал, как губка. А кое-что и записывал, конспектировал.

Саша же в ответ рассказал немного про обычаи Прокопы (не уточняя, где она находилась). А потом поведал всё, что узнал за долгую дорогу.