Ростокском институте было немного.

Известный английский профессор Нико Тинберген, один из создателей новой науки — она занята анализом поведения различных живых существ, — подчеркивает важность исследования слуха рыб, которые вели Фриш и его ученики.

«Одна из первых статей Фриша, — писал Тинберген, — называлась просто: „Рыба, которая приплывает на свист“. Но приучить рыбу приплывать на свист было лишь началом исследования. Фриш хотел знать, почему рыба приплывает, когда он свистит. Последовательность его рассуждения дает прекрасный образец того, как следует изучать органы чувств животных.

Что побуждает рыбу всплывать, когда раздается свист? Поскольку мы сами слышим, можно предположить, что рыба тоже слышит и, следовательно, реагирует на звук. Но ведь она может и не обладать слухом, а видеть движения человека со свистком и на них реагировать. Как узнать, что в действительности происходит? Можно, например, проделать те же движения, но не свистеть при этом. Если рыба не всплывет, ясно, что не только эти движения являются раздражителями. Можно, наоборот, свистеть не двигаясь. Можно блокировать или совсем удалить орган, который предполагается ответственным за поведение рыбы (в данном случае внутреннее ухо). Если после этого она перестанет всплывать, значит, до операции она обладала слухом.

Как только это установлено и нет сомнений, что рыба слышит, следует переходить к систематическим исследованиям возможностей органов слуха: сколь тонкие различия высоты звука способно воспринимать ухо и сколь слабым должен стать звук, прежде чем животное перестанет реагировать на него?

Любая естественная реакция животного, например стремление к пище, может быть использована, чтоб изучать поведение. Однако естественные реакции не всегда удобны в исследовательской работе. В таких случаях можно приучить животное к специфическому раздражителю, многократно применяя его одновременно с естественным. Именно это и делал Фриш, свистя каждый раз, когда давал рыбе еду…»

Фриш обнаружил местоположение органа слуха у рыб, определил значение разных частей органа слуха. Эти работы сделали его почетным членом Немецкого общества врачей по специальности ухо, горло, нос, единственным немедиком в этом медицинском обществе.

За праздником признания, как всегда, следовали долгие будни поиска, который по-прежнему требовал внимания, времени, жизни.

Впрочем, ни сомик, ни его собратья со всеми своими загадочными способностями, повадками, чувствами, в том числе и шестым чувством, с его органом равновесия, ни открытие у рыб первичных элементов химического языка — сигналов тревоги, выделяемых в водную среду поврежденной рыбьей кожей и с молниеносной быстротой разгоняющих целые стаи, — ни множество других увлекательных работ, которые манили Фриша, ни полностью оправдавшиеся опасения отца насчет ожидающей зоолога суровой нужды и невозможности сводить концы с концами в трудные для Германии двадцатые годы — ничто не могло изменить заведенного порядка: зимой — рыбы, с весны — пчелы.

Возможно, дальнейшее изучение физиологии слуха и зрения рыб, уже завоевавшее Фришу известность в научном мире, избавило бы профессора и его семью от материальных забот. Но он не мог не возвращаться летом к своим пчелам, к своим ульям, далеко не всегда полным меда.

Больше того — Фриша все серьезнее занимал именно его летний объект, он все чаще восторгался богатством урожая идей и новых планов, которые приносило изучение обитателей улья. Он работал с пчелами всюду, куда его перебрасывала судьба. И всюду к институтам, которыми он руководил, стягивалась молодежь: влюбленные в зоологию студенты, лаборанты, приват-доценты. Для каждого в записной книжке Фриша наготове был запас интересных тем. Хватило бы только сил, а в вопросах, ожидающих решения, недостатка не будет. Фриш разослал своих помощников в соседние страны — во Францию, Англию, Данию, Швецию, Швейцарию — знакомиться с работами зоологов. Они привезли много полезной информации. В Советскую Россию поехал один из самых талантливых ассистентов Фриша — молодой доктор Г. Рэш.

Он вернулся из Москвы с кучей новостей, с длинным списком советских исследователей пчел, с указанием, кто какой именно темой занят. Так Фришу стал известен целый ряд новых имен: Тюнин, Комаров, Перепелова, Губин. Перепелова анализировала смену обязанностей, выполняемых рабочей пчелой в течение жизни, Губин искал способ заставить пчел опылять красный клевер. Обе эти темы близко соприкасались с кругом явлений, волновавших Фриша.

Но тут старый Рихард Гертвиг решил уйти на покой и призвал к себе на смену в Мюнхен своего давнего ученика. Так Фриш, вступив в Мюнхенский институт, чтоб изучать здесь милую его сердцу зоологию, через пятнадцать лет вернулся в него директором.

И вновь потянулись, побежали годы: зимой с гольянами и сомами в аквариумах, летом с пчелами в поле, на лугах, на точках у наблюдательных ульев. Но теперь Карл фон Фриш уже знал, что пчелы — это то главное, к чему шла и на чем сосредоточилась вся его жизнь.

6

Итак — пчелы. Кто они? Что из себя представляют?

Много веков минуло после того, как Вергилий классическим гекзаметром изложил в четвертой книге «Буколики» свои наблюдения и размышления на пасеке, но «пчелиная тема» не иссякает в поэзии всех народов.

С узенькой талией, крошечным телом,

Рыльце в меду, а в жале яд, —

Сквозь ветви ив, подобно стрелам,

В поля за нектаром они летят, —

писал китайский классик XVI века У Чэн-энь.

Через три столетия А. С. Пушкин посвятил этому простому чуду семь кристальных строк:

Только что на проталинах весенних

Показались ранние цветочки,

Как из чудного царства воскового,

Из душистой келейки медовой

Вылетела первая пчелка,

Полетела по ранним цветочкам

О красной весне поразведать…

И вот пчела достигла цветка.

Движения ее здесь настолько быстры, что если вести наблюдение невооруженным глазом, разложить процесс на составляющие его звенья невозможно. Лишь с помощью скоростной фотосъемки удалось достаточно подробно рассмотреть, как пчела спрессовывает свою пыльцевую ношу и заполняет зобик нектаром.

Пчела на цветке вдвойне заслуживает внимания. Ведь она отправляется из улья сытой, заправившись кормом. Ни нектаром, ни пыльцой на цветках она не питается и потомства сама уже не кормит.

«Так вы не для себя собираете мед, пчелы!» — поражался этому еще Вергилий.

В его время не было известно, что, когда нектар, собираемый пчелой, будет превращен в мед, самой сборщицы, может, уже не будет в живых; тогда не знали, что пчела собирает корм для колонии, в которой ей недолго осталось жить, для личинок, которых не она будет выкармливать.

Пчела собирает пропитание для всей общины. И как бы много меда ни было накоплено в гнезде, пчела продолжает сносить его