Далее Гален углубляется в пространные рассуждения о красоте и целесообразности устройства созданного природой человеческого тела и проводит аналогию с искусством великих скульпторов Праксителя и Фидия. Он подчеркивает, что скульптура создается в рамках целостного замысла художника, который подбирает соответствующие материалы для решения каждой конкретной задачи.

Гален рассуждает о необходимости смешения семени с кровью в соответствующих пропорциях. При этом семя, играющее ключевую роль в размножении, должно обладать способностью естественного притяжения, необходимой для осуществления его функции при взаимодействии с жидкостью (в данном случае кровь): «Так вот, не пристало, чтобы воск сам себе определял меру, ведь это задача Фидия. Мастер всякий раз получит для себя столько крови, сколько ему требуется. Но в этом месте нам следует быть внимательными и осмотрительными, чтобы ненароком не ошибиться, приписывая семени способность к рассуждению и разумное начало. Ведь тогда нам придется признать семя не одним из проявлений природы, а прямо-таки живым существом. Если же мы будем одновременно учитывать два обстоятельства — притяжение семенем соразмерного количества крови и его непричастность к разумной деятельности, — придется признать, что у него есть свойство притягивать кровь, подобно тому, как магниту свойственно притягивать железо. Стало быть, и здесь, как это не раз случалось делать прежде, мы вынуждены согласиться с тем, что у семени есть свойственная ему функция притяжения» (II, 3, 84–85 К).

Гален затрагивает крайне интересный вопрос о философских взглядах Эрасистрата, которого обычно относят к сторонникам философии перипатетиков. Однако Диоген Лаэртский лишь замечает, что Эрасистрат «мог слушать» Теофраста. Элементы корпускулярной теории, присутствующие у Эрасистрата, Г. Дильс связал с идеями перипатетика Стратона из Лампсака. Однако это лишь предположение, в целом не подкрепленное свидетельствами источников. На противоречие во взглядах Эрасистрата обращает внимание и Гален: «До того момента, как он [Эрасистрат. — Д.Б.] воспевает природу как искусного творца, и я узнаю в его речах перипатетическое учение, а во всем остальном не вижу ничего схожего» (II, 4, 88 К).

Гален подчеркивает, что перипатетическая традиция может рассматриваться только в непосредственной связи с идеями Гиппократа: «Ведь всякий, кто обратится к сочинениям Аристотеля и Феофраста, вероятно, заметит, что они составлены как комментарии к “Физиологии” Гиппократа. Согласно Гиппократу, такие элементы, как горячее и холодное, сухое и влажное, оказывают действие друг на друга или испытывают его, причем наиболее активным является горячее, а вторым по силе воздействия — холодное. Все это первым сформулировал Гиппократ, а уже за ним — Аристотель. Гиппократ и Аристотель также согласны в том, что процесс питания происходит посредством всех этих элементов, как и процессы смешения и изменения. Они же учили, что пищеварение — это род изменения, а то, что идет в пищу, приобретает качество, родственное тому, что эту пищу принимает; и кроветворение, и питание — это тоже род изменения, а увеличение происходит за счет растяжения во всех направлениях и питания. Изменение же возможно благодаря лишь врожденной теплоте, благодаря которой возможно и пищеварение, и питание, и образование всех жидкостей организма, и качества того, что подлежит выделению, также порождает врожденная теплота» (II, 4, 88–89 К).

Гален задает вопрос: «…Если все это действительно признается перипатетиками (а они все это признают), а Эрасистрат ни одно из этих положений не принимает, каким образом его приверженцы приписывают основателю своей школы знакомство с учением перипатетиков?» (II, 4, 90 К).

Эрасистрат отрицает многие положения учения Гиппократа, которые находят подтверждение в теории Аристотеля: это и доктрина внутреннего тепла, и учение о горячем, холодном, сухом и влажном, и многое другое. Представления Эрасистрата о приоритетности сугубо механического фактора в превращении пищи в желудке являются фундаментальным противоречием аристотелевскому учению об изменениях. Иными словами, «простое перечисление догматов… указывает на то, что Эрасистрат не имеет никакого отношения к учению Аристотеля о природе» (II, 4, 92 К).

Далее Гален обращает внимание на взгляды своих современников, врачей-методистов, которых называет «нынешними последователями Эрасистрата» (II, 5). Эрасистрат, по его мнению, неверно описывал анатомию магистральных сосудов, исходящих из печени и желчевыводящих путей, — в этом основа ошибочного понимания Эрасистратом функции печени. Современники Галена, последователи Эрасистрата, не интересовались анатомическими исследованиями и не только повторяли ошибку знаменитого александрийского врача, но и усугубляли ее. Представление о том, что под воздействием механического давления мышц желудка пищевые массы, превратившиеся в насыщенный сок, всасываются в опустевшие сосуды, в корне неверно. Ведь это не объясняет, почему в венах содержится кровь, а в желчных протоках — желчь. По мнению Галена, правильно объяснить эти процессы можно лишь с помощью его теории «притягивания». Вообще, в этом и других сочинениях Галена довольно много указаний на совершенно конкретные ошибочные суждения Эрасистрата по вопросам анатомии. Конечно, нет оснований ставить под сомнение широко распространенное в историографии мнение о том, что Эрасистрат производил анатомические вскрытия. Ведь такие его открытия, как описание клапанов сердца и магистральных сосудов, невозможно сделать иначе как с помощью непосредственных наблюдений за устройством тела. Однако создается впечатление, что интерес Эрасистрата к анатомии был не очень последовательным и какими-то вопросами он не интересовался совсем. Иначе нельзя объяснить тот факт, что устройство одних органов он описывал верно, а об анатомии других он имеет весьма отдаленное представление.

У Галена есть интересное рассуждение о философских взглядах Эрасистрата. Говоря о своей теории «притягивания», Гален ставит вопрос о содержимом нервов и их питании. Напомню, что нервы в его представлении — это небольшие полые трубки, внутри которых циркулирует психическая пневма, передающая частям тела команды к произвольным движениям, исходящие из головного мозга. Указывая на устройство нерва, Гален задает следующий вопрос: «Здесь мне снова хотелось бы обратиться к Эрасистрату и спросить его об этом элементарном малом нерве: действительно ли он является единым и сплошным, или он состоит из множества мельчайших тел, как это предполагали Эпикур, Левкипп и Демокрит?» (II, 6, 97 К). Это вновь ставит под сомнение мнение об Эрасистрате как последовательном перипатетике: «Ведь в результате будет уже не нечто единое, а множественное, разделенное пустотами. Если же они составлены из множества мельчайших тел, то мы, как говорится, черным ходом попали прямо к Асклепиаду, коль скоро мы полагаем, что существуют такого рода несопряженные частицы. Тогда, опять-таки, нам придется отказать природе в творческом начале, ведь это неизбежно вытекает из предположения, что такие частицы существуют» (II, 6, 98 К).

Современные Галену врачи, последователи Эрасистрата, будучи атомистами, шли еще дальше и фактически отказывались от тезиса своего именитого предшественника о «простых и первичных» сосудах и нервах. Галену кажется очевидным, что «это мнение идет вразрез с воззрениями Эрасистрата,