Таким образом, опираясь на шаманистский культ Всевышнего Тэнгри (тэнгрианство. — А. М.), Чингисхан заложил основу целостной военно-политической доктрины, монгольского тэнгэризма, которая в дальнейшем стала мощным моральным доводом, узаконившим насильственные действия Чингисхана и его преемников в мировом масштабе. Именно поэтому монгольский тэнгэризм, в основе которого хотя и были развитые Чингисханом постулаты верований древних монголов, все же являлся не религиозным учением, а в большей степени элементарной политической идеологией.[1038]

В Золотой ставке Чингисхана на Великий хуралтай собрались его сподвижники и члены «золотого рода». Современная настенная живопись. Мемориал Чингисхана в Ордосе (КНР).

И, как мне представляется исходя из вышеизложенного, можно с большой долей вероятности предположить, что «руководящие правила», которые на Великом хуралтае 1218 года были установлены Чингисханом, касались новой идеологии его кочевой империи, военно-политической доктрины монгольского тэнгэризма или «всемирного единодержавия», которая должна была стать идейной основой всех последующих политических и военных действий Чингисхана и его преемников, и которой, как считает монгольский ученый Ш. Бира, «Чингисхан придавал не меньше значения, чем превосходству военных сил»[1039].

В соответствии с этой идеологической доктриной во внешней политике Чингисхана того времени (первой четверти XIII века. — А. М.) произошли существенные изменения. «Если внешняя политика и дипломатическая деятельность Чингисхана 1205–1210 гг. свидетельствовали о том, что он попытался внедрить и закрепить в международные отношения те новые элементы внешней политики, которые были инициированы им в ходе взаимоотношений улуса «Хамаг Монгол» (Все Монголы) с другими монгольскими ханствами. В частности, Чингисхан предложил соседним государствам придерживаться в межгосударственных отношениях следующих принципов: в любых ситуациях уважать право послов на неприкосновенность; отказаться от начала военных действий без объявления войны; не считать приоритетным выступление с позиции силы. Средством для осуществления внешней политики, построенной на этих принципах, являлась «открытая или гласная дипломатия», впервые примененная Чингисханом.

Предложенные им принципы и средства их осуществления были прогрессивным явлением для того времени, а внешняя политика и дипломатическая доктрина Великого Монгольского Улуса находились на более высоком уровне по сравнению с другими державами. К сожалению, правители соседних держав отвергли его инициативу и продолжали чинить произвол, по-прежнему действуя варварскими методами…

События 1208–1210 гг., предшествовавшие походу монголов на державу Алтан-хана, а также вероломные действия хорезмшаха в 1218 году привели к пересмотру в определенной степени концепции его внешней политики. Новая позиция Чингисхана в деле обеспечения мира между народами заключалась в следующем: мир следовало не просто отстаивать, защищая свою территорию; необходимо было лишить других способности напасть на тебя. Так зародилась новая доктрина международных отношений Чингисхана, получившая название Pax Mongolica: установление и поддержание мира «твердой рукой»[1040].

Эта новая доктрина международных отношений Pax Mongolica нашла свое отражение в следующих конкретных ясах-повелениях Чингисхана, которые, на мой взгляд, дополнили «Книгу Великой Ясы» именно на Великом хуралтае 1218 года:

«Запрещается заключать мир с монархом, князем или народом, пока они не изъявили покорности»[1041];

«Когда нужно писать бунтовщикам или отправлять к ним послов, не надо угрожать надежностью и множеством своего войска, но только объявить: если вы подчинитесь, обретете доброжелательство и покой. Если вы станете сопротивляться — что мы знаем? Бог Всевечный (Всевышний Тэнгри. — А. М.) знает, что с вами будет»[1042].

«Из этого предписания «Ясы» (из второй процитированной нами ясы. — А. М.), — отмечал Г. В. Вернадский, — видно, что Чингисхан верил, что сам он и его народ находятся под покровительством и руководством божественного Провидения. «И в этом они (монголы), — замечает Григорий Абуль-Фарадж, — показали уверенность, возложенную ими на Господа (Всевышнего Тэнгри. — А. М.) И этим они побеждали и побеждают»[1043].

Ясно, что именно вера в свою божественную миссию давала Чингису присущую ему уверенность во всех его предприятиях и войнах. Руководимый этой верой, Чингис и требовал вселенского признания своей власти. Все враги его империи в его глазах лишь «бунтовщики»»[1044].

Толкуя новые ясы Чингисхана с позиций тэнгрианства, немецкий историк Эрик Фогелин дополнял: ««Хан обосновывает свои притязания на правления миром на Божественном порядке, которому он сам подчинен. Он обладает лишь правом, производным от Божественного порядка, но он действует сообразно с долгом». Чувствуя себя инструментом Бога (Всевышнего Тэнгри. — А. М.), монгольский император не хвастается силой армии, но просто ссылается на волю Бога»[1045].

Приведенные выше статьи из «Книги Великой Ясы» однозначно закрепляли принятие новой военно-политической доктрины монгольского тэнгэризма или «всемирного единодержавия» и по сути дела были руководством монгольским военачальникам в предстоящем походе на Запад.

В «Книгу Великой Ясы» на Великом хуралтае 1218 года были включены и другие важнейшие повеления, ясы-указы Чингисхана, определившие принципы и характер государственной деятельности не только нашего Героя, но и его потомков.

Осознав, что веротерпимость являлась одним из обязательных условий существования и процветания многоконфессионального государства, в которое превратился Великий Монгольский Улус, Чингисхан «постановил уважать все исповедания, не отдавая предпочтения ни одному. Все это он предписал, как средство быть угодным Богу»[1046].

Как мне представляется, на том же Великом хуралтае в «Книгу Великой Ясы» была добавлена еще одна статья: «Запрещено под страхом смерти провозглашать кого-либо императором, если он не был предварительно избран князьями, ханами, вельможами и другими монгольскими знатными людьми на общем совете (Великом хуралтае — А. М.)»[1047].

Добавление этой статьи имеет прямое отношение к еще одному важному вопросу, обсуждавшемуся на этом Великом хуралтае, — к вопросу о престолонаследии.

Тогда одна из жен Чингисхана, Есуй хатан, как могло показаться, неожиданно для всех сначала напомнила Чингисхану о том, что «закон одинаковый дан всем, кто является в мир, чтобы жить. Он в том, что настанет пора уходить»[1048], а затем прямо спросила его о престолонаследнике:

«Так чьими подхвачено будет руками

И славы твоей и всесилия знамя?

Имеешь ты, хан, четырех сыновей —

Кому из них править по воле твоей?

И дети, и младшие братья, и жены,

И слуги —

Ждут: молви нам слово закона»[1049].

Чингисхан, прежде чем объявить о своем решении, предоставил возможность высказаться по этому вопросу сыновьям[1050]. И тут наружу выплеснулся очевидно копившийся многие годы взаимный антагонизм двух старших сыновей, Зучи и Цагадая. Последний назвал старшего брата «мэргэдским ублюдком», намекая на тот факт, что их мать Бортэ была пленена мэргэдами и якобы возвратилась оттуда беременной. Последовавшая за тем словесная перепалка братьев едва не закончилась потасовкой…

По свидетельству Рашид ад-дина, Чингисхан и прежде «колебался относительно передачи престола и ханства»[1051]. После того