Роман выдерживает мой пристальный взгляд, и, судя по грубому выражению его потрясающе злого лица, я бы осмелилась предположить, что он изо всех сил старается придержать язык. Секунды идут, а я не отвожу взгляда, пока он наконец не сдается и не поворачивается к большому входу в гостиную.

— Эй, — кричу я ему вслед, прежде чем он успевает уйти слишком далеко. Роман оборачивается, его обсидиановый пристальный взгляд прищуривается к моему, пока он нетерпеливо ждет. — Я, ммм… спасибо. Я знаю, что в некотором роде доставила вам, парни, неприятности, но, хочу я это признавать или нет, вы спасли мне жизнь. Вам не обязательно было спускаться в тот подвал, но вы это сделали. Я бы всегда боялась, что он вернется за мной. Если бы вы, парни, не… Ну, вы понимаете, — говорю я, проводя большим пальцем по своему горлу. — Я бы никогда не смогла заснуть ночью. Я просто … Я рада, что все закончилось.

Роман смотрит на меня еще мгновение, его жесткий взгляд медленно смягчается, когда тишина заполняет комнату, затем он просто кивает и отводит свой вызывающий привыкание взгляд. Он выходит из комнаты, как будто не может убраться отсюда достаточно быстро, и я ловлю себя на том, что оглядываюсь на Леви.

— В чем его проблема? Он выглядит так, словно кто-то только что развел огонь у него под задницей.

— Хочешь верь, хочешь нет, — усмехается он, откидываясь на кофейный столик и устраиваясь поудобнее. — Я думаю, ты, вероятно, первый человек, который поблагодарил его за спасение своей жизни.

— Да ладно? — Бормочу я, недоверчиво выгибая бровь. — А как насчет тебя и Маркуса? Из всех дурацких ситуаций, в которых вы побывали, вас ни разу не загоняли в угол и вам не приходилось полагаться на своего брата, чтобы спасти себя?

Он качает головой.

— С нами такого дерьма не случается. Мы входим в ситуацию, только когда знаем, что можем победить. Мы не рискуем по глупости своими жизнями.

— А как же ваш отец? — Спрашиваю я. — Ты не думаешь, что он принимал на себя всю тяжесть его оскорблений, чтобы отвлечь его внимание от вас двоих?

Брови Леви хмурятся, и он быстро погружается в глубокое молчание.

— Я думаю, — говорит он после долгой паузы, его глаза смотрят на меня, но сосредоточены где-то далеко. — Это возможно, но он бы не стал. Мы все более чем способны справиться с его дерьмом.

Я качаю головой.

— Я знаю, что вы более чем способны. Вы доказывали это снова и снова, но я думаю, ты ошибаешься. Я думаю, Роман делает для вас больше, чем ты когда-либо мог себе представить.

— Что заставляет тебя так говорить?

Я пожимаю плечами и смотрю в сторону входа, за которым только что исчез Роман.

— Я не знаю, — бормочу я. — Просто такое ощущение.

Я опускаюсь обратно на диван, чувствуя, что обезболивающие начинают делать свое дело, хотя я очень надеюсь, что Роман справится с этим морфиновым коктейлем. С болью можно справиться, но если есть хоть какой-то способ забыть о ней, то я буду только рада. Возможно, морфиновый коктейль — это не совсем то, что мне нужно, может, мне стоит обратиться к Маркусу за чем-то более… сильным.

Я оглядываюсь на Леви и обнаруживаю, что он с любопытством смотрит на меня.

— Что? — Медленно спрашиваю я, наблюдая, как его взгляд задерживается на мне со странным чувством гордости. Я прищуриваюсь и смотрю на него, не понимая, почему во мне все кипит от волнения.

Он мягко качает головой, тихо выдыхая.

— Ничего, — бормочет он. — Ты просто… как бы сводишь меня с ума.

Мое лицо искажается от замешательства.

— Что?

Леви смеется и немного выпрямляется на кофейном столике.

— Ты другая, — говорит он мне. — Ты боец и совсем не такая, какой я привык тебя видеть. Девушки, которых наш отец подбрасывает к нам на порог, сдаются. Они не сопротивляются, и у них чертовски точно не хватает смелости быть здесь и выдвигать требования. Но посмотри на себя. Ты каким-то образом превратила это место в свой дом. Роман таскает тебе наркотики, а Маркус выставляет себя дураком. Черт возьми, малышка. Ты заставила меня трахнуть тебя на крыше, несмотря на мои здравые рассуждения.

Я усмехаюсь.

— Не делай вид, что тебе это не нравилось.

— Я ничего подобного не говорил, — бросает он в ответ. — Я был в восторге, но думал ли я, что это чертовски рискованно? Да, черт возьми.

Я встречаю его пристальный взгляд и приподнимаюсь на локте.

— Что ты пытаешься сказать?

Он пожимает плечами, его взгляд становится мягким и полным удивления.

— Ты удивляешь меня. Мы следили за тобой месяцами, прежде чем сделать свой ход. Мы думали, что за это короткое время узнали все, что только можно было знать, но я никогда не чувствовал себя таким растерянным. Мы думали, что получаем сломленную девушку, абсолютно не желающую сопротивляться, но ты совсем не такая. Ты здесь процветаешь. Ты добьешься в этом мире успехов, которых еще никто не добивался.

— Ладно, — смеюсь я. — Ты уверен, что не стащил часть моих обезболивающих?

Леви закатывает глаза, отчаянно борясь с ухмылкой, которая угрожает расползтись по моему лицу.

— Я пытаюсь сказать, что ты сбиваешь меня с толку. Ты как головоломка, которую я никак не могу разгадать.

— Как это? — Спрашиваю я, низко хмуря брови.

Он прищуривает глаза, внимательно наблюдая за мной.

— Потому что та девушка, за которой я так долго наблюдал, была сломлена до неузнаваемости. Ты боролась и постоянно находилась в состоянии истощения. Ты общалась только со старухой, которая жила в конце коридора, и ни разу не побаловала себя ничем. Ты работала больше часов, чем кто-либо имеет право работать, и ради чего? Твоя квартира была мусором.

Я сжимаю челюсть, отводя взгляд, поскольку стыд за мою настоящую жизнь быстро настигает меня, но Леви не собирается так легко спускать мне это с рук.

— Что случилось, Шейн? Мы видели уведомление о выселении у тебя на холодильнике.

Я тяжело вздыхаю и с трудом сдерживаю слезы, которые так хорошо выступают у меня на глазах.

— Случился мой отец.

Леви не говорит ни слова, просто сидит и наблюдает за мной прищуренным взглядом. Хотя что-то подсказывает мне, что он более чем готов сидеть здесь весь день, пока я, наконец, не покажу ему настоящую себя. Я медленно приподнимаюсь, болезненно ощущая, как натягивается кожа вокруг швов. Леви протягивает руку и помогает мне сесть, и я