А в голове у Ивана было… нехорошо. Перед глазами чуть плыло, и в ухе… левом… что-то пощелкивало. Он чуть пошевелил нижней челюстью. Вроде бы на месте, особых резких болей нет. А остальное – заживет!

К удивлению и некоторому удовольствию Косова, из толпы вокруг послышалось:

- Во как Бычка-то уработал! Молодец музыкант!

- Ага… давно не получал, вот и опиздюлился!

И чей-то звонкий девичий голос:

- Так и надо, скотине! Обнаглел в край!

Сюда же протолкался Илья с Миронычем. Илья все щурился и со своим зрение никак не мог разглядеть в потемках – кто, что и к чему. А Мироныч оценив ситуацию, распорядился:

- Все! Расходимся все! Нечего здесь глазеть! Ну – смахнулись парни один на один, что тут такого-то?

Краем глаза Иван видел, как Петьку подняли на ноги и увели. Только откуда-то из-за людей послышался звонкий голос Сеньки:

- Не по-честному дрался городской! Вот Петька в следующий раз ему отвесит! Вот тогда юшкой и умоется! – затем послышался звук оплеухи, и «адвокат» затих.

- Ты как паря? Не сильно он тебя помял? А то – у него-то дури хватает! Мозгов нет, так зато дури на десятерых, - Мироныч стоял и пытался разглядеть физиономию Ивана, - на-ка… пошли на свет!

Только тут Илья, похоже, понял, что дрался именно Иван.

- Иван! Я вот тебя понять не могу! Тебе это зачем было? Что ты тут устроил? Не хватало еще – клубных работников обвинят в хулиганстве!

- Илья… ты помолчи, пожалуйста, - говорить становилось ощутимо труднее, язык шевелился плохо, и во рту постоянно скапливалась кровь, - потом объясню.

Они зашли в клуб, прошли в комнату Косова. Он умылся, а потом повернулся к Миронычу:

- Мироныч! Посмотри, что там?

Тот повертел Косова со стороны в сторону:

- Щека у тебя, парень, прямо как подушка надувается. Изнутри рассек, не иначе. Ты вот что, погодь – я домой сбегаю, хозяйке своей накажу, она отвар на утро сделает, промывать надо!

Иван разделся, покурил – все болеть будет меньше, а потом завалился спать.

Поутру зарядку делать не пришлось. Вся левая часть его физиономии распухла подушкой, даже глаз чуть «прижмурился», болела голова. Мироныч притащил целую крынку какого-то отвара и заставил поласкать рот.

- Ты, Иван, сейчас еще отлежись. Только полоскать не забывай – каждый час. Да получше, получше! Не жалей отвара. Если что – моя хозяйка еще сделает!

Он еще несколько раз заходил к Ивану, рассказал, что Илья поутру уехал в город, и что он, Мироныч, выяснил, из-за чего произошла драка.

- Эти щенки все Ленку тиранят! Хорошая девка, работящая. Да и уважительная такая. Она сейчас на «Сибкомбайн» устроилась. Только не повезло ей – училась в фезеу, да там окрутил ее какой-то… А она, дура и повелась, как та тёлка на веревочке. А варнак этот – бросил ее. Она тут чуть не померла, когда ребенка скинула. Вот эти… вроде как за гулящую ее и поносят! А заступится и некому – одна она у матери. А ты молодец, Ваня! Молодец!

- Так сколько же ей лет, той Ленке? Я, честно говоря, и не разглядел ее в потемках-то.

Мироныч, нахмурившись, посмотрел на него:

- Ты, парень, это брось! Она, Ленка эта, обжегшись на молоке, сейчас и на воду дует! А лет ей… не то шестнадцать, не то семнадцать. Не обижай ее, даже не вздумай!

- Мироныч! Ну ты сейчас это о чем? У меня и в мыслях не было… чего-то там… к Ленке. Просто пожалел девчонку, которую эти упыри подначивали. Без всяких мыслей таких!

Он договорился с Миронычем и Яковом, что те возьмут на себя пару его, Ивана, смен, а он – поедет домой и отлежится. Все-таки его каморка пока таковым не была. Нет здесь уюта. И мебель нужно переделывать, хотя той и не много ему нужно, да и вообще… пообжиться.

И вот уже третий день он отлеживается в своей съемной комнате. И если пару дней ему было откровенно хреново – болела голова, подташнивало, да и щеку подергивало, то на третий день он почувствовал явные улучшения. Даже опухоль на физиономии стала спадать. Ну – так ему показалось, когда он разглядывал себя в зеркало, возле умывальника.

По мере спадания головных и прочих болей, ему все сильнее хотелось жрать! А вот щека изнутри еще болела сильно. Ощупывая ее языком, Иван чувствовал немаленький такой рубец, который и есть нормально не давал, да и говорить было… сложно.

Что послужило такому быстрому выздоровлению, Косов не знал. Толи отвар этот, толи на нем просто как на собаке все заживает…

И в который уже раз Иван поблагодарил неизвестно кого, что рядом с ним живет славная женщина Вера! Она пришла утром во вторник, но только ахнула, когда увидела его, такого красивого.

- Это где ж тебя так разукрасили? Кто это… да и за что?

- Пусть не лезут, а то – хуже будет!

Вера развеселилась:

- Кому хуже-то? За девку, поди, подрался?

Ивану пришлось рассказывать.

- Вот хоть и прав ты, по рассказу… Да только, что же до драки все доводить?

- Так получилось… Да и не обошлось бы там без драки! Не за эту девчонку, так за другое мы с этим… козлом сцепились бы!

- Ну… хахаль из тебя сейчас никудышний, давай хоть поухаживаю за тобой.

Она, по просьбе Ивана, взяв у него деньги, сбегала и купила курицу, молоко, свежего хлеба. Курицу она отварила и с бульоном принесла ему.

- Вера! Бульон-то я выпью, а курицу… ты – вон пацанам своим унеси. Все равно мне сейчас жевать… не очень выходит.

Но она все же нарезала мелко часть мяса, сложила его в кастрюльку с бульоном:

- По чуть-чуть ешь. Или бульон пей!

«Все-таки Бычок голову-то мне стряхнул! Вот же – сволота! Если уж так разобраться – никакой Бычок не первый боец на деревне. Да, силушки там – мама не горюй! Но и бойцом его не назовешь. Тупой как валенок, но – сильный! Похоже, что сильным бойцом его считают только пацанва и молодежь. Случись… да вон с тем же Сергеем за Киру биться… вот там бы он вряд ли что мог сделать. Видно, что Серега – парень резкий!».

Только вот – драки за девушек в прежней жизни Елизаров не признавал.