Шрифт:
Закладка:
Как и многие, Сюань Цзи находился в плену стереотипов. Он представлял шаманов кем-то вроде темных магов, которых частенько показывают в фильмах, – то есть жуткими личностями, обязательно закутанными с ног до головы во все черное (точно аравийские женщины, которые смотрят на мир через узкую щелочку никаба). Сюань Цзи почему-то думал, что шаманы ведут сугубо ночную жизнь, а днем, видимо, где-то прячутся. Выбираясь из своих укрытий, они в свободное время обязательно толпятся у больших костров, где в тесном кругу шушукаются, планируя, кого бы убить завтра… Потом пошли Зеркальные бабочки, которых, как выяснилось, тоже вывели шаманы, и только по этим насекомым было видно, насколько поразительные чары изобрел этот народ… Неудивительно, что теперь от одного слова «шаман» так и веет чем-то могущественным и необыкновенным. А еще этот взбалмошный Алоцзинь…
Только древняя история Дунчуаньских земель не собиралась подстраиваться под мрачные домыслы Сюань Цзи. Судя по его наблюдению, шаманы веками жили привольно и радостно, не беспокоясь о хлебе насущном. Выгнав скот на выпас, многие тут же принимались искать, где можно прикорнуть. А если коровы и овцы разбредутся, так не беда, соплеменники помогут поискать и согнать в стадо.
Следом Сюань Цзи выяснил, что шаманы обучали своих детей где-то с пяти-шести лет, и абсолютно все в клане были грамотными. Наблюдая за ними, со временем он отметил, что после дневных трудов шаманы нередко собирались на вершине горы, куда также приходил старейшина или Великий мудрец, и все рассаживались как хотели, не делая различий между собой. Никто никого не унижал, никто никем не помыкал. И если уж шаманы собирались, они обязательно затягивали песню, принимались танцевать, делиться историями или вести философские беседы.
– Как по мне, у них тут вторые Афины, – сказал сам себе Сюань Цзи, а потом спросил у Шэн Линъюаня: – Но зачем они назвали себя «шаманами»? По-моему, таким прозвищем только народ пугать…
– В своих текстах они нарекли себя «людьми, что живут в лесу на склонах гор», – живо откликнулся тот. – «Шаманами» их называли все остальные. Пугать народ, говоришь?.. Не исключено, что шаманов так прозвали те, кто в глубине души их опасался…
– А дети племени тоже называли вас?..
– Линъюанем?
– Думал, это вымышленное имя.
– Своего настоящего я не помню, и кто теперь разберет, какое настоящее, а какое – вымышленное? – задал риторический вопрос Шэн Линъюань и, чуть вскинув брови, улыбнулся. – По взрослому имени меня называли редко, а детское «Линъюань» пожаловано старшими… Я привык на него откликаться, вот и воспользовался им.
Как известно, в древности люди уделяли именам особое внимание. И пожалованное «Линъюань» было именем зловещим, несчастливым, ведь буквально означало «бездна». И особенно дурное значение оно принимало, если учесть, в какие тяжкие времена родился будущий император У.
«Что за подонки были у тебя за старших!» – невольно возмутился про себя Сюань Цзи.
Постепенно, наблюдая за маленьким Шэн Линъюанем, он понял, что тот как будто отправился в Дунчуаньские земли на вечные каникулы. Каждый день изгнанный принц отдыхал сколько вздумается, читал, беседовал с Великим мудрецом, порой помогал ухаживать за лекарственными травами… И не было у него иной печали, кроме докучливого озорника Алоцзиня.
Если верить тому, что Сюань Цзи услышал, чары «Обратного потока» держат людей в ловушке воспоминаний, поэтому, попав в прошлое Владыки людей, он решил, что вот сейчас увидит реки крови… Но каково же было его удивление, когда выяснилось, что ничего не будет, кроме бесконечных картин далекого детства, где будущий император У усердно занимается повседневными делами! С другой стороны, если подумать… а что еще ему делать? Наследному принцу было чуть больше десяти, и в этом возрасте, как известно, почти не бывает взрослых забот и тревог.
Сообразив, что здесь не так, Сюань Цзи решил все-таки выяснить, как обстоят дела на самом деле. Немного поколебавшись, он спросил:
– Ваше величество, погодите… Еще в начале вы сказали, что если человека что-то неотступно преследует, какие-то призраки прошлого, он обязательно попадет в ловушку воспоминаний… Так вот, скажите, мы сейчас в ловушке? Или нет?
Вместо ответа Шэн Линъюань бросил на него равнодушный взгляд.
Почему-то Сюань Цзи понимал: чем переменчивее настроение бывшего императора, тем холоднее он держится с другими. Не знай Сюань Цзи, что прямо сейчас они заперты в сладких воспоминаниях давно ушедшего детства (которые принадлежат грозному императору древности и от которых этот самый император, как видно, не желает очнуться), он бы подумал, что у прославленного Шэн Сяо вообще нет слабостей. А тут выясняется, что он, как и все, склонен впадать в самообман и имеет свои уязвимости. То есть способен, как и простые смертные, застрять в закольцованных воспоминаниях.
В момент догадки Сюань Цзи вдруг увидел в императоре У (которого он успел возвести на пьедестал совершенства) самого обычного человека из плоти и крови. Как известно, и слабость сильного, и храбрость труса одинаково глубоко трогают сердце, поэтому, расчувствовавшись, Сюань Цзи невольно смягчил тон:
– И все равно нам нужно отыскать способ выбраться отсюда… да? Как вы думаете…
Не дожидаясь, когда его спутник договорит, Шэн Линъюань равнодушно кивнул:
– Да, весьма разумно.
Сюань Цзи осекся. Ему даже закончить не дали!
Догадавшись, на какую тему он хочет увещевать, Шэн Линъюань поспешил согласиться со всеми молчаливыми аргументами:
– Во все времена человек ищет для себя легких путей, стремясь избежать трудностей. И в этом я – не исключение… – сказав так, он ненадолго умолк, погрузившись в свои мысли. А когда очнулся, продолжил все так же спокойно и доброжелательно: – События моей жизни, которые мы сейчас наблюдаем, случились со мной слишком давно, и я пока не могу разобраться в них. Поэтому предлагаю поступить следующим образом: спрашивай обо всем, что хочешь узнать, а я буду припоминать, как все было, и так мы, пожалуй, вырвемся из череды этих ничего не значащих грез.
Сюань Цзи, не удержавшись, поинтересовался:
– Скажите, ваше величество… Как можно считать «ничего не значащими грезами» то, что поставило вас в трудное положение?
Скорее всего, Шэн Линъюань счел своего спутника слишком сентиментальным