и чувствительным, потому что, улыбнувшись, вместо ответа задал встречный вопрос:

– Ну что ж… Тогда как ты предлагаешь выбраться?

И снова бывший император оставил Сюань Цзи без слов. Выбил почву из-под ног одной только фразой. Сам Шэн Линъюань изучал свои душевные слабости хладнокровно и ни на миг не выпускал из виду суть проблемы. Этим он опять же мало походил на простых смертных.

И все-таки Шэн Линъюань вполне серьезно отнесся к намеку Сюань Цзи. Не дожидаясь, когда тот скажет еще что-нибудь, бывший император как будто сделал над собой усилие – следом пространство вокруг исказилось и пошло рябью. Кажется, Шэн Линъюань в один миг отбросил все уютные и безыскусные воспоминания детства, и мирное поселение шаманов разлетелось на тысячи осколков, как опрокинутая ваза.

Оба упали куда-то и потонули в густых сумерках.

Сюань Цзи еще не успел толком подняться на ноги, как увидел, что рядом с ним со скрипом отворяется чья-то дверь. Спустя некоторое время выяснилось, что это был черный ход дома старейшины. И оттуда с узелком в руках выскользнул маленький Алоцзинь. Не оборачиваясь, он направился прямиком к подножию горы. На его личике застыла глубокая обида, левая ладонь покраснела и распухла – похоже, Алоцзиню опять досталось из-за принца-ябеды. Не выдержав такой несправедливости, сын старейшины решил покинуть племя.

– Что с ним стряслось? Почему уходит? – всполошился Сюань Цзи.

– Он стащил у Великого мудреца Чары ужаса и подкинул мне под подушку, – пояснил Шэн Линъюань. – Как следует из названия, они поднимают из глубин человеческой души все потаенные страхи. На самом деле, полезная вещь. Страх – всего лишь иллюзия, как только поймешь это – тут же от него избавишься. Обычно чарами пользовался Великий мудрец, чтобы продвинуться в своем самосовершенствовании, позже и я нередко прибегал к ним. Но в эти времена старейшина и Великий мудрец остерегались пугать меня. Поэтому, узнав о проделке сына, старейшина пришел в ярость и прилюдно поколотил его. Не стерпев обиды, Алоцзинь той же ночью улизнул из дома.

Тут Сюань Цзи услышал сбоку тихий шелест листвы. Повернув голову, он наткнулся взглядом на маленького Шэн Линъюаня, который как раз слезал с дерева. Спрыгнув на землю, мальчик долго смотрел вслед Алоцзиню и, помедлив немного, бросился того догонять.

– Вы… – попытался узнать Сюань Цзи.

– Да, мне так и не удалось уснуть, – честно признался Шэн Линъюань. – Бесспорно, Чары ужаса полезны, однако это весьма сильное средство. Столкнувшись с ними впервые, я так перепугался, что и в последующую ночь не посмел сомкнуть глаз.

Очень скоро Сюань Цзи увидел, что шаманы не жили отшельниками и не отгородились насовсем от внешнего мира. Некоторые из них частенько переодевались в чужеземные одежды и отправлялись торговать с другими народами и племенами. И пускай Алоцзинь никогда не ходил со старшими, но дорогу во внешний мир знал. Рыдая на ходу, он уверенно пересек барьер, установленный соплеменниками у самого подножия горы. Эта невидимая стена надежно защищала шаманов от вторжения чужаков.

Видимо, Алоцзинь думал, что снаружи его ждут лишь высокие горы да глубокие реки. Что мир за стеной – огромный, прекрасный и поистине величественный, раз каким-то чужеземным дитя дорожат больше, чем Алоцзинем, сыном старейшины. Но юный шаман никак не ожидал, что, миновав барьер, сразу же угодит в чью-то расставленную сеть. Внешний мир встретил беглеца не красотами, а смертельными опасностями и тяготами.

Стоит добавить, что сами шаманы никогда не вмешивались в дела внешнего мира и особо им не интересовались, однако их чары были так могущественны, что «ни духам, ни демонам не постигнуть». И люди, и демоны-яо опасались этого племени, поэтому, когда враги Шэн Линъюаня выяснили, что маленького принца укрыли у шаманов в горах, им ничего не оставалось, кроме как засесть в засаде. Действовать опрометчиво было нельзя, как и проникнуть на огороженные барьером земли. Никакой хитрости демоны еще не придумали, а тут им в лапы угодил сбежавший из дома Алоцзинь! Каков подарок судьбы! Найдя его в сетях, демоны страшно обрадовались и решили устроить празднество. Затолкав маленького Алоцзиня в клетку и подвесив ее на дереве, демоны уселись пировать прямо напротив. И закусывали они не чем-нибудь, а человечиной.

Свое вино они мешали с людской кровью. Вдобавок в огромном котле, поставленном на огонь, как раз поспевал жирный бульон, сваренный из младенцев. То и дело на кипящую поверхность поднимались маленькие хрупкие косточки, и если всплывала чья-то голова, по недоваренным мышцам лица можно было узнать черты несчастной жертвы. Но главным блюдом стал не бульон, а красивая молодая девушка, которую потрошили заживо. Колдовство демонов не давало ей умереть, поэтому она видела, как из нее достают внутренности, как срезают куски плоти и бросают в крутой кипяток, чтобы тут же достать и пожрать еще недоваренное, брызжущее кровью, мясо. Жертва истошно кричала, а демоны все резвились с ней, потихоньку обгладывая со всех сторон. К концу пира от девушки остались лишь выпотрошенное туловище, руки да обглоданные кости ног. Впрочем, она осталась жива, на лице – ни кровинки, и его выражение ясно говорило, что несчастная жертва повредилась рассудком. Алоцзинь, наблюдавший, как ее ели, и сам едва не сошел с ума.

После пира обоих забросили в хижину, где бедная девушка без отрыва глядела на юного шамана и громко хохотала. Алоцзинь, все еще запертый в железной клетке, оказался прямо напротив нее, и он заливался горючими слезами.

Сюань Цзи, ставший невольным свидетелем этой кошмарной сцены, как будто застыл на месте. Все внутри у него оборвалось. Огненные крылья за его спиной вдруг ожили, попытались было расправиться, но чья-то прохладная ладонь, не страшась пламени, настойчиво свернула их обратно.

– Не стоит бояться. Так было всегда, – холодно сообщил Шэн Линъюань. – Улыбнись удача не демонам, а людям, и те бы тоже не нашли в себе милосердия. Этим преступлениям уже несколько тысяч лет, поэтому платить за кровь вы, молодые демоны-яо, не обязаны.

– Я не… – попытался возразить Сюань Цзи, но вовремя осекся. Ему хотелось сказать, что он-то как раз не демон…

Но если не демон, то кто же такой? К людскому роду ведь тоже не относится… От этой мысли Сюань Цзи охватило всепоглощающее одиночество – он совершенно растерялся. Ему вдруг стало ясно, что он появился на свет без родных и близких, и о себе подобных совсем ничего не знает. А раз так, то, считай, совершенно не знает себя.

Тем временем события в «Обратном потоке» стремительно развивались. Как оказалось, плач Алоцзиня смертельно надоел какому-то мелкому демону, которого поставили