Игорь с трудом протиснулся вперёд и оказался прямо перед стойкой администрации. Невысокий, крепко сбитый молодой человек с пистолетом преградил ему дорогу, не подпуская ближе.

– Вы Игорь Линчев, – сказал он. Это был не вопрос.

Линчев кивнул и беспомощно развёл руками. Да, он Игорь Линчев… Ну что с этим поделать? Вот говорят же, что каждый сам творец своей судьбы, но он – разве он мог иначе? Его отец был создателем генератора и первым предводителем Федерации, его сестра – Ирина Роттер. Что же ему оставалось? Он не выбирал свою судьбу, как бы жалко это ни звучало. Теперь, стоя перед лицом новой эпохи, Игорь изо всех сил напрягся, чтобы вспомнить что-то давно забытое, такое же антикварное, как выцветший флаг в руках Кассандры.

– За добро и справедливость, – прошептал он, снизу вверх глядя на королеву. – Ваш девиз… Прошу милости.

– По добру, – недовольно исправил молодой человек, не сводя насторожённых глаз с оттопыренного кармана пиджака Линчева.

Кассандра неожиданно опустилась на колени и оказалась прямо перед Игорем. Лицо у неё было не самое красивое, даже не милое, а скорее строгое и измождённое; под глазами синяки, как будто она давно не могла выспаться. Оно не было похоже на лицо семнадцатилетней – или сколько ей там? – девочки. Но Линчев не мог не чувствовать энергию, исходившую от неё. Её тёплые ореховые глаза говорили с ним без слов. Казалось, она видела его насквозь – и фотографию видела, и письма, и душонку его мятущуюся. Линчев вспомнил жёсткий и цепкий взгляд Роттера, который резал как бритва. Роттер тоже видел насквозь – оставляя после себя рваные края свежих ран.

– Вы в своём праве, – тихо ответила Кассандра. – Идите, Игорь.

Интуитивно Линчеву захотелось поклониться. Но, спиной ощущая липкие взгляды бывших коллег, он как-то стушевался, замялся и лишь коротко кивнул, после чего поспешил к выходу.

– Хорошо здесь всё прошло, да, Джим? – услышал он голос Кассандры.

– Да, – отозвался её телохранитель. – Наверное, потому что Роттера и тут тоже нет. А в тюрьме была перестрелка, сейчас по рации передали. И есть потери у телебашни.

– Тогда давайте скорее туда! Магистры где?

Линчев брёл в толпе, покачивая головой, словно грустный пёс. Не то чтобы ему не нравилось в Соединённой Федерации, в этом новом мире. Нет, всё было… нормально. Но почему-то он не мог вспомнить, как они оказались здесь. Кто и когда принял такое решение за него и за Ирину? И зачем только его отец вообще встретил Роттера! «Неисповедимы пути Господни», – подумал Игорь Линчев и вздрогнул. Продолжать мысль не хотелось. Он просто шёл, опустив глаза, уставившись вниз, в общем потоке.

ϝ

Эстель не удалось принять участие в масштабных переменах, происходивших в Роттербурге: Камила убедила её вернуться в Алилут и оплакивать дочь, чтобы Уильям не догадался, что Кассандра жива, прежде чем они будут готовы заявить об этом.

Эстель было невыносимо трудно. Уильям, как назло, пытался поговорить с ней о её потере и теребил вопросами, словно чувствовал подвох. Эстель хотелось улыбаться всякий раз, когда он упоминал имя Кассандры, и она не знала, как ей сладить с собственным лицом. Она едва ли умела притворяться и лгать. Куда девать глаза, что делать с руками, когда он смотрит на неё и спрашивает, как она справляется? В страхе, что она подведёт Кассандру, ливьер и Сопротивление, Эстель старалась избегать любых разговоров с мужем. Когда он наведывался в Алилут, она нередко принимала снотворное, чтобы он ничего не смог из неё выпытать.

* * *

Маньяна накрыла на стол. На обед были салат из бобов и моркови, варёные куриные грудки с бульоном, картошка в мундире, а на десерт – груша. Меню вторника, ничего примечательного. Эстель взяла вилку и рассеянно повертела её в руках. Завтра утром Уильям должен был отбыть в очередную длинную командировку в Ельну, и она не могла решить, готова ли провести с ним последний вечер или лучше придумать отговорку.

– Кхм… – Эстель уловила движение со стороны кухни и обернулась. Маньяна застыла в дверях, теребя в руках полотенце.

– Да, Маньяна? Вы что-то хотели?

– Хотела спросить, – кивнула пожилая женщина. – Это… насчёт девочки.

Эстель сразу же подумала о Кассандре, но, глядя на взволнованное лицо экономки, внезапно осознала, что Маньяна и знать не знает о её существовании. Маньяна беспокоилась о Веронике! Впервые за много месяцев она снова решилась заговорить о девочке.

Эстель закусила губу. Что она могла ответить? Им и пяти минут не удалось поговорить с Вероникой в Ангоре. Эстель тогда была на грани. Не желала отходить от тела Кассандры. Ведь она сделала всё, что было в её силах, пошла на все возможные жертвы… но не сумела спасти дочь, как не спасла ни родителей, ни мужа! В тот момент мир для неё рухнул. Вера, любовь – ничего больше не осталось.

Позже, когда Уильям спешно отбыл в Ельну и раздавленная Эстель ждала, пока его водитель придумает, как им вернуться в Алилут, Вероника сама неожиданно обратилась к ней. Она не решилась подойти близко – стоя в нескольких метрах от Эстель, она просто сказала ей, что Кассандра жива. Вероника проследила за ней и полагала, что она пошла пешком во Флору.

Эстель обняла Веронику – в спешке, потому что торопилась к дочери, – поцеловала её в щёку и спросила, как она. Вероника кисло улыбнулась, не пытаясь скрыть от Эстель свои синяки, и передёрнула плечами. «Всё будет хорошо», – заверила её Эстель. Теперь она искренне в это верила. Дрожа от нетерпения, Эстель попросила водителя поскорее раздобыть другую машину и сделать остановку во Флоре. Тот даже не подумал поинтересоваться, зачем ей это. Через несколько часов водитель высадил Эстель на площади Звёзд у подножия замкового холма. А Вероника осталась с ливьерами в Ангоре.

– Вы ведь видели её, да? – продолжила Маньяна. – Как там дела… в школе?

Эстель вздрогнула.

– С ней всё в порядке, – заверила она Маньяну – Она нашла друзей. Может быть, мы скоро её увидим.

– Это было бы чудесно, – улыбнулась женщина. – Я тогда испеку её любимый пирог с чёрной смородиной, как на день рождения! Она ж пропустила свой в этом году.

Вернувшись к трапезе, Эстель рассеянно глотала едва тёплый бульон и пыталась сформулировать вопрос, на который навёл её этот короткий разговор. Ведь она уже знала, с чего начались злоключения Вероники, – Альфа Камила рассказала ей. Она знала, что Вероника не добралась тогда до обещанной школы. Она знала, что Вероника угодила в тюрьму, где её обыскали и отобрали письмо… Не сначала письмо – потом тюрьма,