Шрифт:
Закладка:
На пол полетели перевернутые скамьи, закричали люди, из перевернутых бочонков щедро полилось пиво… Как ни быстр был натиск гэла, сразу двое, обнажив мечи, загородили ему дорогу к Торфелю — Хальфгар и Освик. Впрочем, викинг со шрамом на лице даже не успел поднять клинка — свалился с раскроенным черепом. Меч Хальфгара Турлог принял на щит, ударил в свой черед — и острый топор рассек кольчугу и ребра, а потом и хребет.
После этого в зале воцарилась чудовищная неразбериха. Все выхватывали оружие и наседали с разных сторон, а посередине молча, с невероятной яростью и упорством рубился одинокий гэл. Турлог Дуб в своем боевом безумии напоминал раненого тигра. Он двигался так быстро, что не успевал уследить глаз. Хальфгар еще не успел упокоиться на полу, когда Турлог перескочил через оседающее тело и снова рванулся туда, где стоял Торфель. Молодой предводитель вытащил меч, но стоял словно в каком-то оцепенении, плохо понимая происходившее…
Толпа воинов ринулась между ними, отъединив одного от другого. Вздымались и падали мечи, одинокий топор далькассийца сверкал между ними, словно летняя молния. На Турлога нападали справа и слева, сзади и спереди. Вот, размахивая двуручным мечом, подскочил Озрик, а с другой стороны нацелил копье безвестный слуга… Турлог нырнул под занесенный клинок и ответил мгновенным двойным ударом — вперед-назад. Брат Торфеля свалился с рассеченным коленом, слуга же умер стоя — удар наотмашь вогнал чекан топора ему в голову. Турлог же выпрямился, чтобы шарахнуть щитом по лицу воина с мечом, нападавшего спереди. Шип, торчавший посередине, превратил лицо северянина в кровавое месиво. Гэл же обернулся, точно кот, чтобы проверить свой тыл, ибо явственно ощутил дыхание Смерти.
Краем глаза он заметил датчанина Тостига, заносившего громадный клинок… Турлога в это время притиснули к столу, он был в очень неудобном положении и понимал, что здесь его не спасет даже сверхчеловеческое проворство. Грозно просвистел длинный меч… и, нечаянно соприкоснувшись с изваянием Темного Человека, что высилось на столе, разлетелся на тысячу искристо-синих осколков. Оглушенный отдачей, Тостиг покачнулся, еще сжимая бесполезную рукоять… Турлог сделал выпад секирой, словно мечом. Верхний шип топора пришелся над глазом и вынес Тостигу мозги.
И в это самое мгновение прозвучал странный поющий звон, и сразу несколько человек взвыло от боли. Огромный воин, державший в руках занесенный топор, вдруг обмяк и тяжело повалился прямо на гэла — тот непроизвольным движением рассек ему череп и потом только заметил, что горло викинга насквозь пронзила стрела с кремневой головкой. По залу туда и сюда проносились словно бы огнистые вспышки. Они жужжали, как пчелы, и несли с собой быструю и неумолимую смерть. Рискуя жизнью, Турлог улучил мгновение и бросил взгляд через весь зал — в сторону главного входа. Сквозь дверь рвалось внутрь очень странное войско. Невысокие смуглые люди с черными блестящими глазами и бесстрастными лицами… На них почти не было доспехов, но в руках виднелись мечи, копья и луки. Длинные черные стрелы разили в упор, и северные воины валились, точно деревья в бурю.
Скоро по всему дому заходили багровые волны сражения. Разваливались столы, в щепки разлетались скамьи, трещали богатые занавеси, валились со стен охотничьи и боевые трофеи, а пол быстро затопляло кровавое озеро. Чернявых чужаков было меньше, чем викингов, но они напали врасплох, да и первые залпы стрел успели сравнять счет. Когда же дошло до рукопашной, оказалось, что малорослые воины нисколько не уступали светлобородым здоровякам. Тем паче что те были порядком-таки пьяны и не успели как следует вооружиться. Другое дело, норманны отбивались со всем отчаянным мужеством, свойственным этому племени. Однако первобытная ярость нападавших мало-помалу брала свое. А в хозяйском конце зала, где седоголовый священник пытался своим телом прикрыть умирающую девушку, бился Турлог Дуб. И его черное неистовство было превыше мужества и ярости, превыше всего.
А над кровавым безумием молча стоял Темный Человек. Между выпадами и взмахами он иногда попадался Турлогу на глаза, и тогда гэлу казалось, будто изваяние еще прибавило в росте. Какие пять футов?.. Среди битвы громоздился каменный исполин. Его голова подпирала закопченные стропила громадного пиршественного чертога, он нависал, словно черная туча, над букашками, резавшими друг другу глотки у него под ногами… Гремели стальные клинки, лилась кровь — и, насколько мог осмыслить Турлог, Темный Человек пребывал в своей природной стихии. Он словно бы сам источал ярость и насилие. Его ноздрям сладок был железистый запах свежепролитой крови. И светловолосые трупы, что один за другим валились к подножию, были сродни жертвам в его честь.
Просторный зал содрогался в вихре сражения. Все рушилось, люди поскальзывались в кровавых лужах и, падая, умирали. С никнущих плеч слетали головы, еще хранящие последнюю яростную усмешку. Зазубренные копья возвратным движением выдирали из разверстых грудей еще пульсирующие сердца. Разлетались мозги, повисая на бешено занесенных секирах. Кинжалы били снизу вверх, вспарывая животы и вываливая прямо на пол чьи-то кишки. Шум и звон стоял такой, что не выдерживал слух. Пощады не просили и не давали. Вот раненый северянин свалил вместе с собой одного из темноволосых и, уже умирая, продолжал его душить, не обращая внимания на кинжал, который тот раз за разом всаживал в его тело…
Кто-то из пришельцев подхватил малыша, который с плачем выскочил из внутренних комнат, и ударом о стену вышиб ему мозги. Другой сгреб за золотые волосы женщину, швырнул ее на колени — и перерезал ей горло, но женщина все-таки успела плюнуть ему в лицо. Тот, кто надеялся услышать здесь крики страха или мольбы о пощаде, ждал бы вотще. Мужчины, женщины и дети умирали один за другим, отчаянно отбиваясь. Здесь не слышно было жалобного последнего стона — лишь всхлипы ярости или рык неутолимой вражды…
И надо всем высился на столе Темный Человек, недвижимый, словно гора, омываемая багровыми волнами смертоубийства. У его ног испускали дух и северяне, и дикари. Сколько раз ты взирал на кровавое безумие вроде теперешнего, о идол?..
Торфель и Свейн сражались плечом к плечу. Сакс Этельстан, чья белокурая борода стояла дыбом от наслаждения яростной битвой, расположился спиной к стене, и каждый взмах двуручного топора уносил чью-нибудь жизнь. Турлог обрушился на него, как морская волна, и гибким движением ушел от тяжеловесного замаха громадного лезвия. Вот когда сказалось
