Шрифт:
Закладка:
Еще до того, как Фредрик поднялся на колени, тошнота уже подкатила к горлу. Он постоял на четвереньках, ссутулившись и тяжело дыша. Отхаркиваясь и плюясь, он дополз до стены. Там он медленно встал на ноги. Прислонившись спиной к мокрому бетону, Фредрик дождался, пока в висках перестанет стучать, и в его глазах прояснится.
Из другого конца комнаты просачивался свет. От головокружения Фредрику казалось, что там ведет наверх лестница. Значит он в подвале. Несколько раз глубоко вдохнув, он сдвинулся с места, заставляя ноги и руки перемещаться по ступенькам. Вдруг под рукой оказалось что-то тонкое и гладкое. Провод. Он шел через деревянный люк, заграждавший дальнейший путь. Сквозь щели в дереве пробивался дневной свет. Вблизи свет оказался ослепляющим, и Фредрик тщетно искал дверную ручку, щеколду, что-нибудь, за что можно схватиться. Дерево было влажным, и с него капала вода. Крышка не поддавалась — Фредрик попытался навалиться на нее спиной, но сил не было.
— Эй! — крикнул он. — Помогите! — Ответа не последовало.
Он взял провод в руки и пополз, следуя по его направлению. Он заканчивался бухтой, подсоединенной к тепловентилятору. На нем что-то лежало — очки и фонарь Фредриека. Он нащупал выключатель, и нити накаливания сразу стали красными. Завывал ветер, пахло горелой пылью, и Фредрик погрел руки, прежде чем зажечь фонарь.
Это действительно оказался подвал, и он был полностью вычищен. Собака бегала по кругу в закутке на другом конце помещения — это туалет. К стене около обогревателя был прислонен пакет с едой. Сверху в нем было видно яблоки, груши, несколько пакетиков овсянки и бутылок воды. Стоило бы удивиться, откуда это все, но у Фредрика уже не было сил. Он понял, как сильно голоден. Какая ужасная жажда. Он поел и попил. От еды его разморило, и он уснул.
Сон вышел поверхностным и сопровождался взвизгиваниями и стонами собаки, но разбудило его жужжание телефона. Где-то вдалеке. Судя по звуку, оно исходило от его собственного мобильного, но быстро стихло. Стояла тьма. Кромешная тьма. Люк, должно быть, вел на улицу, а там, видимо, была ночь. Фредрик успел притащить плед к обогревателю перед тем, как уснуть, одежда Фредрика высохла, и он согрелся. В свете фонаря он увидел, что собака легла поближе к нему, и протянул к ней руку. — Иди, не бойся, дружок. Я не кусаюсь.
Пес разрешил погладить себя по голове.
— Что же с тобой случилось, приятель? Повредил ногу? — Фредрик погладил пса по торчащим ребрам, и он заскулил. Под тазобедренным суставом было уплотнение, которого там быть не должно. — Тебе тоже досталась пуля, как и мне. — Собака легла ему на колени. Фредрик погладил ее медную волнистую шерсть.
Дворняга оказалась сучкой, и это навело Фредрика на мысль о другой сучке.
Кафа ждала его у банка. Они вместе поехали в Чернобыль. Он дал ей прочесть документы отца. Послушать допрос Рейсса. Он рассказал ей все, что знает. После чего она поставила его на колени и выстрелила.
Она в него выстрелила! У него в голове это не укладывалось. Если она хотела его убить, почему просто не сделать это сразу? Зачем она рассказала ему про своего сына? Про Афганистан. Выходит, что все это ложь? Трюк, чтобы заманить его сюда? Зачем оставлять здесь еду, воду и обогреватель? Если она собиралась его убить… так зачем оставила в живых?
Рана на лбу глубокая — в этом сомнений нет, но лобная кость не ощущалась вообще. Фредрик, может, и твердолобый, но уж точно не такой миниатюрный, чтобы в него не попала пуля с метрового расстояния. Фредрик снял с колен собаку и, встав на ноги, посветил фонарем по полу. Нашел место, где очнулся в первый раз. Вот он — сгусток спекшейся крови толщиной с палец, напоминавший обрезок кровяной колбасы. Фредрик разломал его на кусочки — посередине оказалось что-то твердое. Фредрик взял его в рот, от кровяной корки его затошнило, но наконец во рту остался безвкусный предмет. Размером с горошину и поддавался на зуб. Резиновая пуля. Меньше и мягче обычной.
Значит, убивать его она не собиралась. Кафа снимала все на телефон. Попросила его назвать свое имя. Видео должен был кто-то увидеть? Чтобы они подумали, что стали свидетелями казни Фредрика Бейера?
Странник.
Значит, Кафа и есть странник, а ему сохранила жизнь по дружбе? Или потому что не осмелилась убить?
Он ее конечно не благодарил. Она все-таки пыталась.
Фредрик то ли дремал, то ли спал. Но когда он поднял голову, контуры лестницы стали четче. И снова его удивил свет — как будто он двигался. Фредрик снова полез по мокрым ступенькам. Между щелей в люке, кажется… что-то блестело. Пластик. Это пластик, дно чего-то большого, что поставили на люк сверху. И тут следователь понял. Из щелей сочился конденсат и мочил его пальцы. Свет перемещался. Там стоит ванна или пластмассовый контейнер, наполненный водой.
— Помогите! — заревел полицейский. — Помогите!
Никто не ответил. Фредрик уже немного окреп и, навалившись на крышку люка, приподнял ее. Примерно на сантиметр, не больше, но крышка поддалась. Фредрик огляделся в поисках чего-то острого. Какой-нибудь гвоздь или отвертка… Взгляд упал на обогреватель. Нет, его трогать не нужно — вдруг развалится на куски? Может что есть в карманах? Телефона нет, кошелек не поможет, и вдруг… пакетик. Пакетик с бельем Стине, который так и остался лежать у него в куртке. Полицейский сжал металлические косточки бюстгальтера. Твердые. Острые. Прочные. То, что нужно.
А вот Стине он мог поблагодарить. Бойкую на язык, беззаботную, пышногрудую Стине.
На премьер-министра светило солнце, а Рубен Андерсен встал так, чтобы оказаться в тени.
Рубен не любил бывать на солнце. Оно вероломно. Оно ослепляет и жжет. Может закрыть обзор, и ты не увидишь опасности, потому что смотришь только на солнце. И в голову приходит, что оно никого, кроме себя не видит.
Симон Рибе так долго стоял у окна столовой своей квартиры, что стал похож на статую. В руке он держал телефон, не в силах оторваться от экрана.
— Ну все, — наконец пробормотал он, повернувшись к Рубену. — Пригласи его. Не заставляй ждать.
Рубен Андерсен не спрашивал, зачем его послали домой к Трюму Далу, чтобы передать ему приглашение на обед с премьер-министром. Дал и сам удивился не меньше. Он — лидер Рабочей партии, лидер оппозиции в Стортинге и главный соперник Симона Рибе на выборах осенью.
— Война началась что ли? — со смехом сказал он.
Рубен ни о чем не спрашивал. Но планировал разузнать. Он попросил персонал взять с кухни стул и поставить его у двери в столовую, а сам на него взгромоздился.
Когда вошел Трюм Дал, Рубен сделался как можно более незаметным.
— Трюм, — протянул руку Рибе.
— Симон, — ответил на рукопожатие Дал. — Вижу, что сменил шторы. Голубые как лед. Хорошо подходит к политике правительства.
— Лучше такие, чем кроваво-красные, — ответил премьер.