Харьковской области, где оно началось с возвращения Купянска, почти полностью разрушенной Балаклеи и Изюма. Следом были освобождены Святогорск и Лиман. К середине октября Украина контролировала большую часть Херсонской области. Сравнение кадров протестных демонстраций, какими россиян встречали в Херсоне, и объятий, какими приветствовали украинцев, весьма красноречиво, но эти кадры по российскому телевидению не показывали. Известно, что, когда советские войска входили в освобожденные города во время Великой Отечественной и стихало первое ликование, начиналось выявление коллаборационистов. Пребывание на оккупированных территориях в СССР выявлялось во всех анкетах и препятствовало карьерному росту вплоть до конца советской власти. Об этом не принято было писать в военной прозе: это могли себе позволить литературные генералы вроде Симонова в рассказе «Жена приехала».

Немцы были здесь месяц — это же ведь не деревня, где есть хотя бы спрятанные, закопанные запасы продовольствия, здесь все-таки город. Хлеб тут пекли в пекарнях, получали в булочных, продукты давали по карточкам, воду брали из колонок, свет получали с электростанции... Ведь нельзя же себе представить, что вот сегодня пришли немцы, а завтра людям уже не нужно ни воды, ни хлеба, ни света — ничего!

— Насчет света ерунда! — прервал Лопатина председатель. — Электростанция — военный объект, посидели бы и на лучине! А монтер просто шкура! Имел шанс взорвать — и струсил!

— А вы бы взорвали?

— Безусловно.

Председатель сказал это так просто, что Лопатин поверил ему.

— У меня есть указание выявить всех до одного пособников фашистских оккупантов, и я его выполню, будьте покойны. У меня совесть есть! Жрать не буду, спать не буду, а выполню!

Эту опасность Зеленский оговорил специально, и это еще одно, определяющее отличие от советских руководителей. Проблеме работы СБУ на освобожденных территориях он посвятил выступление от 3 октября 2022 года:

Возобновляется работа транспорта, почты, полиции, нормальная поставка воды, газа, электричества — настолько, насколько это возможно. После оккупантов осталось много заминированных участков, много растяжек, почти вся инфраструктура разрушена. Ущерб колоссальный. Но жизнь возвращается — возвращается повсюду, где выгнали оккупантов. Осуществляем и социальные выплаты — пенсии, зарплаты. В том числе и учителям, которые были верны Украине и не перешли на программу оккупантов.

Это действительно очень важно. Российские пропагандисты запугивают людей в районах, которые пока контролируют оккупанты, что Украина якобы будет считать коллаборантами едва ли не всех, кто остался на оккупированной территории. Абсолютный бред.

Наш подход всегда был и остается четким и справедливым. Если человек не служил оккупантам и не предал Украину, то нет оснований считать такого человека коллаборантом. Это простые вещи. Если учитель остался украинским учителем и не врал детям о том, кто враг... Или если человек остался украинским работником украинской коммунальной службы и, например, помогал сохранить энергоснабжение для людей, то нельзя в чем-то такого человека винить.

Сотни тысяч людей пребывали на временно оккупированной территории. Многие помогали нашим военным и спецслужбам. Многие просто пытались выжить и ждали, когда вернется украинский флаг. Конечно, были и те, кто предал Украину. Но такие случаи достаточно быстро устанавливаются Службой безопасности Украины и не являются массовыми. Россия не встретила массовой поддержки в Украине, и это факт.

То, что он сказал эти слова и нашел их особенно важными на фоне победных реляций, и делает его лидером нового типа. И конечно, никакой дискриминации пленных — только уважение, радость встречи, помощь в психологической реабилитации, возвращение в семьи и на фронт, если есть силы и желание. Желание было у всех, доверие ко всем — тоже. Именно сценой встречи пленных заканчивается фильм Комарова «Год», а предпоследний там эпизод — возвращение украинской армии в Херсон. Женщины рассказывают, как страшно было. Плачут. Потом сами себя одергивают: да что ж мы об этом, ведь радоваться надо! Смеются. Никогда в Украине столько не смеялись и не плакали, как в эту триумфальную осень.

На деоккупированных территориях находили бесчисленные свидетельства зверств российской стороны: массовые захоронения, расстрелянных со связанными руками и следами пыток. В Изюме обнаружили кладбище — 445 могил гражданских лиц и братская могила ВСУ. Уполномоченный Верховной Рады по правам человека Дмитрий Лубенец заявил, что многие украинские военнослужащие были расстреляны после пыток. Сразу после освобождения Изюма и Балаклеи Зеленский приехал туда. Он обратился к иностранным журналистам, которые съехались в город в огромном количестве — больше сотни: «Вы видели Бучу. Вы видели Мариуполь. Вы видите это, — сказал он. — Сколько еще таких злодейств должна совершить Россия, чтобы мир остановил ее?» Кажется, никогда еще этот призыв не выглядел так реалистично.

Двадцать девятого сентября Зеленский обратился к народам Кавказа (прежде всего, к чеченцам, поскольку именно их Рамзан Кадыров усерднее всего мобилизовал на войну с Украиной; низовым энтузиазмом это не поддержано, в Дагестане случились массовые беспорядки, и Зеленский решил сыграть именно на нежелании кавказцев становиться пушечным мясом). Думаю, одной из особенностей его президентского поведения является именно стремление обращаться к тем, кто менее всего способен его услышать; бросать камень в самую гущу оппонентов — в надежде спровоцировать самый сильный ответ. Это в нем тоже актерское.

Он записал обращение в Крепостном переулке, где на месте усадьбы офицерской вдовы Масаловой (ее дом давно снесен, там стоит новый) стараниями Дагестанского землячества установлена мемориальная доска имаму Шамилю. Шамиль гостил в Киеве по пути в Мекку: на хадж его после семилетних уговоров отпустил Александр II. Шамиль, чье примирение с императором должно было сломить сопротивление горцев, получил дворянство и пожизненное содержание. Кратчайший путь в Мекку лежал через Киев. Там Шамиль пробыл с декабря 1867 до мая 1869 года. «Мы умеем хранить память героев», — сказал Зеленский.

Обращение его было воспринято на Кавказе вполне одобрительно, но блогер сайта «Кавказский узел» под псевдонимом «Чечня инсайд» заметил, что выступление Зеленского могло быть эмоциональнее: мы на Кавказе, пишет он, хорошо помним русские снаряды и кассетные бомбы. Думаю, упоминание Шамиля — сильный культурный ход — на нынешнем Кавказе не сработает именно потому, что усилиями кадыровцев и других новых властей память о духовном наследии Кавказа в значительной степени вытоптана. Зеленский обращается к тем, кто понять его не может: для одних имя Шамиля враждебно, потому что он сдался России, для других чуждо, потому что они его просто не слышали.

В этом проблема большинства обращений Зеленского к россиянам: он старается учитывать культурный контекст там, где культурного контекста давно