Шрифт:
Закладка:
Пик Грифов — уединенное место, наилучшее для медитации. Я видел в бинокль на его склонах застывшие фигурки медитирующих саньясинов. Мне представилось, что, подожди я подольше, появится Первоучитель, а за ним обнаженный великий джайн Махавира, сын правителя племени личчхавов, который здесь учительствовал и был почитаем.
За пределами северных ворот, у подножия холма Вебхары и к западу от перехода, соединяющего новый город со старым, находятся горячие источники. В них совершают ритуальное омовение («купаются» — будет неточное по смыслу слово с непочтительным оттенком) многочисленные паломники, принадлежащие к различным направлениям индуизма. Они сосредоточенно, с благостным выражением лиц неторопливо погружают себя в огромный водоем, словно с нетерпением ждут вердикта небесного суда. Мужчины облачены в традиционные дхоти. Дхоти представляет собой прямоугольную полосу ткани длиной от двух до пяти метров, которой драпируют ноги и бедра, пропуская один конец между ног. В этом водоеме запрещено фотографировать людей, а совершать омовение разрешено исключительно индусам. Об этом предупреждает строгая надпись. Рядом с источниками построен индусский храм. Водоем принадлежит ему, так что индийские законы о равных правах всех граждан Индии этим запретом не нарушаются.
Напор термальных источников в Раджагрихе не ослабел со времен Гаутамы Будды. Предание приписывает их открытие царю Бимбисаре в бытность его царевичем. Они ничуть не уступают гималайским источникам в долинах Куллу и Парвати — в городах Манали и Маникаран.
Убежден, что Сиддхартха Гаутама не один раз погружал себя в эти теплые и благодатные воды.
Теперь опять обратимся непосредственно к личности Первоучителя. Невзирая на попытки близких Сиддхартхи вразумить его, он наперекор им все-таки стал бездомным философствующим бродягой. Было бы опрометчивым суждением полагать, что он изначально позиционировал себя как религиозного пророка. Диссидентствующий учитель в большинстве случаев не пророчествует, а предлагает что-то конкретное взамен ортодоксального, рутинного, надоевшего своей риторикой. Ведь далеко не все люди мирятся с приевшимся враньем, которое обрушивают на них «духовные» авторитеты. В нашем случае — жрецы, брахманы.
Обычно люди стремительно умнеют в процессе ухудшения их повседневной бытовой жизни. Сиддхартха не был принцем. Он вырос в достаточной степени демократической среде, в которой обсуждалось шакьями вместе с представителями варн вайшьев и шудр все, что затрагивало их внутреннюю жизнь и отношения с сопредельными государствами. Другое дело, что семья Шуддходаны относилась к богатому и влиятельному клану.
Сиддхартха выбрал альтернативный образ жизни и, вербуя сторонников, объяснял им, почему его путь к истине наилучший из всех возможных. Так поступали, я думаю, практически все лидеры шраманского движения. То, что предлагал Первоучитель, было эффективно и не требовало от его последователей каких-то особых умственных и телесных подвигов, вроде опасных экспериментов со своим сознанием или убиения собственной плоти. Через все эти истязательные практики Сиддхартха, как вскоре убедится читатель, мужественно пройдет и так же мужественно от них отойдет.
Интересно знать, чего он конкретно добился к моменту знакомства с царем Бимбисарой, распрощавшись с земными благами? Иными словами, что он обрел в результате ухода от мира реальности и от чего отказался?
Сутта-нипата подробно отвечает на этот вопрос.
Будда прежде всего распрощался с жизнью домохозяина, которая его стесняла во всех отношениях. Он ее называл не иначе как местом скопления пыли. Отречение от мирских благ и уход из дома означали для него расширение пространства до необозримого предела. Ему представлялось, что он теперь ходит по неоскверненной земле. Отрекшись от земных благ, он легко преодолел греховные побуждения тела. Сиддхартха полностью исключил из своей речи бранные слова и устроил основательную уборку в самом себе, чтобы избавиться от всего низменного и унижающего его добродетель и достоинство, то есть резко изменил свой стиль и образ жизни, а соответственно, и круг общения. Он, отмеченный знаками, благоприятствующими достижению высочайшего общественного положения, пришел в Магадху и ее столицу Раджагриху, чтобы перебиваться подаянием и двигаться шаг за шагом к пониманию, что есть истина[264].
В этом пересказанном мною отрывке из Сутта-нипаты к Сиддхартхе Гаутаме применено слово Будда задолго до его Просветления. Как полагает профессор Хадзиме Накамура, оно употребляется в определенном значении — «человек, ищущий истину»[265]. Рис-Дэвидс был убежден, что в Сутта-нипате оно употреблено по аналогии с христианским религиозным понятием в значении «обращенный в веру». А может быть, в те далекие времена, когда жил Первоучитель, вообще не существовало принципиального различия между бодхисаттвой и Буддой?
Герман Ольденберг в книге «Будда. Его жизнь, учение и община» отмечает важнейшую особенность духовной жизни индийцев того времени: «В тот век, который описывается в священных текстах буддистов и — мы можем прибавить со значительной вероятностью — в век самого Будды — верования во внезапное прояснение духа, в дело внутреннего освобождения, совершающегося в одну минуту, — это верование было всеобще. Мы находим его у буддистов, мы находим его и у секты Джайна. Искали „искупления от смерти“ и с радостными лицами сообщали друг другу, что искупление от смерти найдено; спрашивали себя, во сколько времени может достигнуть своей цели человек, стремящийся к святости, и старались уяснить друг другу образами и сравнениями, что день и час, в который человек получит плод бессмертия, не в его власти, но что, однако, учитель обещал ученику, что если он останется на правом пути, то „через малое время получит то, ради чего благородные юноши уходят из своего отечества на чужбину, что он достигнет цели святого стремления, что он еще в этой жизни познает истину и станет с ней лицом к лицу“»[266].
Одни старались достигнуть истины посредством самоистязаний, другие — занимаясь до крайности напряженным самоуглублением, соединенным с продолжительной неподвижностью, — и все ожидали минуты, когда с непосредственной уверенностью проявится в их душе сознание достижения цели.
Местные жители охотно рассказывают, что Гаутама Будда вошел в старый город через северные ворота и был замечен царем Бимбисарой, сидящим на плоской крыше дворца в окружении охраны и вельмож. Царь обратил внимание на молодого человека в одежде нищенствующего духовного странника, неспешно идущего с чашей для подаяния и смотрящего себе под ноги. Его монарший наблюдательный взгляд поразили благородство и одухотворенная наружность молодого человека. Бимбисара сразу понял, что этот живущий подаянием шраман не из простых
