Пробуксовывая в грязи и едва справляясь с заносами на поворотах, я доехал до крытого деревянного моста. Тот угрожающе заскрипел и пошатнулся под весом автомобиля, и только я успел выехать на дорогу, как позади раздался громкий треск ломающегося дерева и всплески воды. А в зеркало заднего вида, еще до того, как повернуть, я мельком, даже нехотя, увидел мрачную панораму Данвича. Свинцовые тучи нависли над ним и завихрились над плоской вершиной Сторожевого холма. На их фоне на какое-то мгновение мне померещилось неясное движение переливающихся неземными цветами огромных колышущихся силуэтов. В ужасе я отвернул зеркало в сторону.

6

Не останавливаясь, я мчался прочь из этого проклятого места до самого Аркхема, к обычным людям, погружённым в свои повседневные заботы и пребывающим в благом неведенье того, что за кошмар на самом деле притаился с ними по соседству. Произошедшее ещё всплывало эпизодами в моём разгорячённом сознании, повергая в дрожь и смятение. Но когда впереди наконец показались островерхие крыши Аркхема, мой разум благосклонно начал сомневаться в действительности всего произошедшего. Да и само существование всеми забытого и насквозь пропахшего зловонным дыханием бездны Данвича казалось мне чем-то нереальным, продолжением ночного кошмара, снившегося мне накануне. Хотя грязная, порванная в клочья одежда с пятнами крови, ноющие ссадины и ушибы служили жестоким доказательством обратного.

Я не стал заезжать в снятую на ИстЧёрч-стрит комнату, а сразу направился к профессору Моргану. Лишь он, последний из старожил Аркхема, переживший то, что называли «данвичским кошмаром», мог дать разумные объяснения всему произошедшему со мной. Профессора я нашёл лежащим у себя в кровати, и причиной его ухудшившегося самочувствия, как я подозревал, был именно мой предыдущий визит. Но, увидев моё жалкое состояние, он сразу же всё понял и попросил присматривавшего за ним доктора Хартвелла сперва обработать мои ссадины, а затем оставить нас одних.

Уже после, сжимая в трясущихся перебинтованных руках бокал бренди, я принялся нервно пересказывать всё, что случилось со мной в злосчастной поездке. И с каждой описанной мною подробностью Морган, сперва рассерженно побагровевший, бледнел и покрывался болезненной испариной, отчего его дрожащие губы стали почти синими. Когда же я закончил, настала очередь профессора:

— Вы видите, что я очень плох. Я не соврал, сказав, что мне осталось совсем немного. То, что произошло тогда в 1928-ом году в Данвиче, искалечило нас и сломило духом, Эрмитейдж и Райс так и не смогли этого пережить. А причиной всему было погрязшее в самых чудовищных пороках семейство Уэтли, альбиноски Лавинии и её престарелого отца, развалины чьего дома вы отыскали на склоне Сторожевого холма.

Морган закрыл лицо руками и тяжело хрипло вздохнул, очевидно, поддавшись тяжёлым воспоминаниям, а затем продолжил:

— В феврале 1913 года в этом доме Лавиния Уэтли произвела на свет отвратительных существ: Вилбура и его безымянного брата. Тогда никто не знал, кем был их отец, поговаривали даже об инцесте, но оба они никогда не принадлежали к человеческому роду, а были порождением того, что вам довелось увидеть своими глазами. И обих нечестивой природе узнали лишь в 1928 году. В тот год Вилбур Уэтли погиб, пытаясь выкрасть треклятый «Некрономикон», из библиотеки Мискатоникского университета, и лишь невероятная случайность не позволила ему этого сделать и навлечь на мир ещё больший ужас, чем тот, что произошел после. Я говорю о так называемом «данвичском кошмаре», которым было не что иное, как вырвавшийся на свободу брат Вилбура. Его дед и мать к тому времени были уже давно мертвы, и, сдаётся мне, умерли они не своей смертью. Да и будь они живы, то вряд ли бы могли остановить то, что уничтожило до основания не только их дом, но и несколько ферм, вместе с их хозяевами и скотом. И только мы трое с Эрмитейджем и Райсом обладали необходимыми знаниями и силами, почерпнутыми из зашифрованного дневника Вилбура и «Некрономикона».

Я слушал Моргана, затаив дыхание и понимая, что «данвичский кошмар», был куда ужаснее и опаснее той эпидемии тифа, которой я его ошибочно считал поначалу. Профессор остановился, потянувшись к стакану с водой, я подал его ему и просил продолжать.

— После этого происшествия за последующие годы Данвич полностью обезлюдел. И на протяжении более чем пятнадцати лет я единолично выступал в роли стража, стараясь скрыть и искоренить всё, что хоть как-то напоминало о тех событиях и их причинах. О Данвиче постепенно забыли, а руины фермы Уэтли так и оставались лежать нетронутыми в тени Сторожевого холма. И лишь изредка с верховья Мискатоника объявлялись дальние родственники из рода Уэтли, пытавшиеся заявить свои права на старинные книги и дневник Вилбура. Но всем им я однозначно заявлял, что ничего не сохранилось, оберегая тем самым всех нас от возрождения кошмара. Но ситуация серьёзно изменилась в 1946 году, когда в Аркхеме появился Нэйтан Бишоп. Его необычный внешний вид, сперва принятый за признак вырождения Новоанглийской глубинки, оказалась следствием куда более тревожной правды. Он также заявил свои права на наследство Уэтли, утверждая, что его мать Хэлен Бишоп связалась с Вилбуром незадолго до гибели того и, родив сына, умерла сама. Все эти годы Нэйтана растила и воспитывала его немая бабка. Она, видимо, сохранила кое-какие книги, уцелевшие в развалинах фермы, и учила по ним Нэйтана, так же, как старик Уэтли учил в своё время Вилбура. Документов, подтверждавших родство, у него, конечно же, не было, но они и не требовались: если бы вам довелось в своё время видеть Вилбура, то вы бы сразу отметили явные наследственные черты. На все же расспросы Нэйтаная сперва отпирался, утверждая, что ни книг, ни дневника, дескать, не сохранилось, но когда дело дошло до угроз, я счел за лучшее уехать вместе с документами за пределы штата.

Внезапно хриплый голос Моргана прервал раскатистый стрёкот, донёсшийся из распахнутого окна его комнаты. Профессор привстал и, пристально посмотрев на меня широко раскрытыми выцветшими глазами, прошептал:

— Я боюсь, что Нэйтан пойдёт по стопам своего отца и попытается сделать то, что ему не удалось. И теперь, отыскав в руинах дома Уэтли их книги, лишь чудом остававшиеся не обнаруженными так долго, и тоннель под Сторожевым холмом с той червоточиной — вы дали Нейтану в руки все ключи к новому кошмару. И поэтому теперь вы обязаны остановить его!

Вскоре я уже спускался в хранилище библиотеки Мискатоникского университета, открытое для меня, несмотря на поздний час, по одному лишь звонку профессора. Вот где была та самая сокровищница, о которой