обрел, Ра-Кхкеол. А твоим учеником перестал быть еще три века назад. Так что прибереги снисхождение для слабых и перестань изображать из себя мудрейшего. Поверь, тебе это не идет.

Эар лишь с достоинством отвернулся и почему-то промолчал. А я неожиданно подумала, что все это неспроста, и, нахмурившись, на всякий случай протянула в сторону Гора ставшую почти прозрачной руку.

Глава 19

Знаете, что было для меня в этот момент самым неприятным?

Нас собралось здесь десять разумных… пятеро Теней; двое обычных магов; бывший Хас, отлично знающий, с какого конца браться за меч; двое отчаянных рубак, готовых бороться за свою правду до последнего вздоха; плюс эар – без преувеличения, один из старейших и, вероятно, сильнейших магов своего народа… а господин Георс, стоя против них в гордом одиночестве, оставался по-прежнему спокойным и безмятежным, как подземный бункер в песчаную бурю.

Он даже бровью не повел, когда Фантомы обступили его полукругом. Его не смутило, что четверо из них уже мертвы и совершенно не поддаются его магии. Его не беспокоило присутствие Эа. Не вызывало тревоги наличие полудемона… черт! Да что вообще происходит, если я буквально кожей ощущаю исходящую от братьев смутную неуверенность?! Ведь казалось бы, подходи и бери эту сволочь голыми руками. Он тут один. Ослаблен. И даже личного демона уже лишился! На пути скаронов – прямая дорога в Невирон. Заклятие Пирамид, если и не снято полностью, то значительно повреждено. Ничто не мешает нам сейчас пройти сквозь расщелину и попасть в Благословенную. К тому же на Тихом плато… а с заработавшими порталами добраться оттуда к вратам – сущие пустяки… с нетерпением ждет от нас вестей еще одна огромная армия. И немало магов, против которых жалкие несколько сотен… да пусть даже тысяч некромантов не будут стоить абсолютно ничего.

Сколько в Невироне осталось неупокоенных Тварей? Сколько Пирамид, которые теперь разрушить магией – раз плюнуть? Сколько мирных жителей, которые не сумеют оказать никакого сопротивления? А сколько нас?

Вот то-то. Так почему же этот проклятый жрец остается таким безмятежным? Почему даже в ус не дует, глядя на то, как медленно и неумолимо сжимается вокруг него кольцо обозленных Фантомов? А ведь на нем даже доспеха нет!

– Как вы, наверное, знаете, я родился в Валлионе, – с самым невозмутимым видом начал говорить господин Георс, старательно прикидываясь, что не видит, как Тени кровожадно посматривают на его обманчиво беззащитную фигуру. – И это было так давно, что стало уже абсолютно неважным. Семья… ну, думаю, вам это неинтересно. Поэтому скажу только, что она отнюдь не была богатой. Что с ними потом сталось, я не знаю – не интересовался. Мы с родителями никогда не ладили. Они хотели одного, меня же интересовало совсем другое… поэтому я с радостью покинул их дом и в течение нескольких лет охотно жил у одного мастера-огневика, который и обучил меня основам магического искусства. Имя его вам совсем ни к чему – старик давно умер и вряд ли еще остались те, кто о нем помнит. Самое же главное заключалось в том, что в то время у нас не было никакой Магистерии, Школы магов или просто единой системы обучения. Каждый чародей занимался с учениками так, как считал нужным. Причем между ними все время существовала жесткая конкуренция. Одаренных в действительности рождается не так много, а сильных одаренных вообще – единицы. Поэтому за учеников шла напряженная борьба. Их переманивали, отнимали, порой даже убивали. При этом секреты мастерства тщательно хранились, передавались от учителя к ученику и стойко утаивались даже от коллег. Никакого доверия не было и в помине. И не было никакого обмена опытом, поэтому и уровень развития магии в целом был невысок… собственно, это меня и спасло в тот день, когда я впервые открыл для себя дабараэ, случайно оживив убитого мною… тоже – по нелепой случайности… хозяйского петуха. Признаться, это было не самое приятное открытие в моей жизни – оживленная тварь выглядела откровенно мерзко. К тому же в Валлионе звание «некроманта» и сейчас звучит, как приговор, а тогда, если помните, даже малейший намек на него означал немедленную и мучительную смерть. Церковь в то время была слишком категоричной в отношении так называемой «темной» магии, а я слишком хотел жить, чтобы добровольно отдаться в ее руки…

Господин Георс, сделав коротенький перерыв, внимательно оглядел молчаливых собеседников и, убедившись, что глупостей никто делать не собирается, снова взялся за четки.

– Свою тайну я хранил почти пятнадцать лет, поскольку в то время искренне верил, что дабараэ приносит зло, и не собирался к нему обращаться. Но, к сожалению, в те годы мы не знали почти ничего о магии разума: она слишком необычна, чтобы церковь могла оставить ее носителей в покое. Жизнь и смерть… эйнараэ и дабараэ, слившиеся в единое целое… ни один маг разума не в состоянии прожить лишь с одной частью своего дара. Это противоестественно, поэтому из века в век моих коллег старательно отыскивали и беспощадно уничтожали. Поскольку использование дабараэ приравнивалось к «темному искусству», как его тогда называли, то мало у кого были шансы скрыться от бдительного ока Карающих… и мало кто доживал хотя бы до совершеннолетия.

Ал-тар сделал еще одну паузу и вдруг со странным смешком признался:

– Мне, если честно, повезло. И тот дурацкий турнир, который ежегодно проводился среди учеников магов, стал для меня, как ни удивительно, не прямым путем на плаху, а дорогой в светлое будущее. То самое, которое каждый из нас, в идеале, должен был бы принять с гордо поднятой головой. Да, это трудно понять… помня о прошлом, сведения о равноценных магах мы до сих пор тщательно скрываем… однако можете мне поверить: хорошо обученный маг разума настолько же могущественнее обычного «светлого» или же «темного» чародея, насколько высший демон превосходит какого-нибудь мелкого шейри. Но это, наверное, давняя беда человечества: делить мир на белое и черное, а магию – на темную и светлую, хотя принципиальных различий между ними никогда не было. Просто есть люди, более склонные к работе с эйнараэ, а есть люди или нелюди, с большей охотой использующие дабараэ. И мне совершенно непонятно, по какой причине одни вдруг стали превозноситься до небес, а вторых церковь решила уничтожить поголовно. На мой взгляд, это все равно, что взять и в один миг вырезать всех темноволосых мальчиков, оставив жить лишь тех, кому повезло родиться с более светлым цветом волос… впрочем, я отклонился