посмотреть то место, где тебя потеряла. Ну и что? Моя совесть чиста перед тобой. Можешь в этом убедиться, расспросив своих дружков. А что касается нашего разъезда... — Аида помолчала. — После того как твою Беркович вытурили с работы, я немного успокоилась. И решила подождать, посмотреть, как оно дальше будет. Может, ты угомонишься теперь, возьмешься наконец за ум.

Григорий наколол на вилку кружок огурца, но ко рту не поднес, стал вертеть его в блюдце: «Да, она меня действительно любит. Любит ради меня самого... Мудрый Гегель утверждал, что настоящая сущность любви в том, чтобы отказаться от осознания самого себя, забыть себя в другом «я» и, однако, в этом исчезновении найти самого себя... Гляди, какое оно глубокое и взаимное — это проникновение!..»

— Надеюсь, ты меня понял. И давай больше не будем об этом. — Аида встала, подошла к кровати. — Хочу пораньше лечь сегодня. Какая-то слабость во всем теле. Когда поешь, уберешь сам посуду. Долго будешь работать?

— Не знаю, надо еще в справочниках покопаться. — Григорий погасил верхний свет, затенил платком торшер, открыл форточку. Сев за стол, он снова погрузился в свои размышления.

«Человек становится единственным и неповторимым лишь для того, кому он действительно дорог. Те, кого никто не любит, легко забываются. Они проходят как тени, не проявляя своей предметности. Но вот мы бы расстались и... С уходом того, кто любил меня, с кем связано тугое переплетение моих чувств, исчезают, растворяются в непроглядной темноте прошлого и мои чувства, и часть моей личности. Кто способен увидеть меня глазами близкого человека? Таким, каким я был тогда? Я изменюсь, изменится окружающая среда, течение жизни изменит черты лица и штрихи характера. Я — тогдашний, и я — нынешний... Кое-что сохранится в этой изменчивости, зафиксируется в последней фазе. Но хватит ли этого «кое-что» для полноты воссоздания мимолетного мгновения, побуждения, толчка к действию, чувству?..»

Какая-то отдаленная, не до конца осознанная мысль не давала покоя Григорию. Почему-то казалось, что все это слишком упрощенно, все это претворено в схему, что передача возбуждения идет лишь в одном направлении — восходящем; афферентные нейроны, очевидно, в промежуточном состоянии — не возбужденные и не заторможенные — способны передавать еще какие-то импульсы, природа и направление которых не определены потому, что по инерции мышления исследователи привыкли сводить наблюдения к однозначной оценке. Затем для него вроде бы кое-что прояснилось, и он с облегчением отметил, что человек в новых ситуациях ведет себя зависимо от приобретенного ранее опыта решения подобных ситуаций. Новая проблема сознательно или подсознательно сопоставляется с прошлым опытом. А опыт, вынесенный из события, в котором человек лично принимал участие, более действенный, даже более объемный, чем тот, который он приобрел из чьих-то наблюдений. Реальное поведение индивидуумов редко когда совпадает с воображаемым поведением. Особенное влияние оказывают конфликтные ситуации. Следовательно, личная активность прежде всего направлена на самосовершенствование...

«Стоп! От этого и надо танцевать: конфликт, направленный на самосовершенствование. Будем учить машину решать критические ситуации, запоминать ход. Будем запоминать и сами, фиксируя свои наблюдения на магнитной ленте и наделяя собственным опытом всю эту кучу приборов, которую конструкторы расчетливо и экономно разместят...»

У Григория уже не было сил довести свою мысль до конца. Глаза слипались. Выключив торшер, он разделся, лег рядом с Аидой и тут же уснул.

...Позавтракав, как всегда, в одиночку, — Аида рано уходила на работу, — Григорий быстро оделся, вышел на улицу. Предчувствие чего-то неожиданного — приятного, радостного — сопровождало его до трамвайной остановки, до проходной лаборатории. Когда доставал из кармана перфопропуск, к нему подбежал озабоченный Гузь.

— Григорий Васильевич, подпишите...

— Что это? — спросил Григорий, вспомнив, что накануне видел автокран во дворе особняка Иосифа Самуиловича.

— Акты. Нас не обеспечивают материалами.

— Антон Калинович, куда вы вчера отправляли автокран?

— На профилактический ремонт. На базу, — не моргнув глазом соврал Гузь.

— Ваш водитель, его, кажется, Романом зовут... Знаете, чем он занимается?

— В конце концов... — прикинулся ягненком Гузь. — Разве что пассажира какого-нибудь подвез. Рублишко подработал.

— Прошу вас сходить к Василю Гарбе, нашему программисту. Он ведает системой учета и контроля. Возьмите выборку о движении материалов, транспорта, использовании рабочей силы. К ней прошу приложить справку о характере профилактического ремонта автокрана, о необходимом для этого времени. Потом рассмотрим все это, добавим некоторые наблюдения...

— Э, в конце концов! Чего вы от меня хотите? Лучше бы обратился к Пецьку...

— Он что, вышел уже на работу? — встрепенулся Григорий.

— Вышел. Сидит, как сыч в дупле, в своей келье, — раздраженно сплюнул Гузь. — Значит, не подпишете?

Григорий, ничего не ответив, побежал в лабораторию. Натали сказала ему, что Петр Яковлевич вместе с Ромашко отправился в «пекло» — так она называла подвальное помещение, куда за все годы работы не отважился ни разу спуститься.

Прежде чем идти в «пекло», Григорий позвонил в строительный трест, доложил о проделках Гузя. Закончил он свой разговор суровым выводом:

— Пришло время принимать меры. И юридические, и практические.

С ним хотя и неохотно, но согласились.

Петр Яковлевич с Ромашко рассматривали алгоритмы преобразования и автоматического анализа электроннооптического изображения, которые успел подготовить Лесь Прут в своем подземелье.

Согнувшись почти вдвое, русый великан, отбросив привычную сдержанность, горячо пояснял, водя тупым концом карандаша по схеме:

— Начнем с изображения. Оптический сигнал из телекамеры преобразуем в электрический, формируем, придаем ему дискретную форму... Получаем машинную идентификацию обрабатываемых объектов...

— У тебя, дружок, все слишком легко и складно выходит, — засомневался Петр Яковлевич. — Побаиваюсь... Признайся, откуда позаимствовал?

— Разве я скрываю, где взял? — обиделся Лесь. Ударившись головой о потолок — хотел выпрямиться, — он улыбнулся, почесал затылок. — Говорила мне мать, когда был маленький: «Расти, сынок, хоть дурной, но здоровый, чтобы люди боялись». Вот я и постарался, вырос... Схему я взял из работы о процессах, происходящих в телевизионных трубках, заглянул в схемы электронных микроскопов-анализаторов, еще кое-что полистал... — Лесь кивнул на стопку реферативных изданий на столе.

— Солидная подготовка! Хвалю за откровенность и за осведомленность! Максим Петрович, ваше мнение.

— Трудно определить вот так сразу, на «глазок», — замялся Ромашко. — Надо бы посидеть, просчитать, покопаться...

— А