особо дерзких и несносных независимых депутата, так что выбрать их не составило труда. Мудрецов избрали за возраст. Среди газетных издателей наблюдалось определенное недовольство. Что позовут мистера Альфа и мистера Брона, никто не сомневался. Их за это ненавидели, но, по крайней мере, все было ожидаемо. Однако за что позвали мистера Букера? Не за то ли, что он хвалил переводы премьер-министра из Катулла? Африканский путешественник заслужил место на банкете тем, что пережил все тяготы и вернулся на родину. Романиста выбрали, но, поскольку королевской семье в последний момент понадобился еще билет, его попросили прийти после обеда. Его гордое сердце, впрочем, оскорбилось, и он присоединился к хору литературных собратьев, осудивших все празднество.

Мы опередим события, если углубимся сейчас в распри, бушевавшие накануне банкета, однако, вероятно, стоит упомянуть, что к тому времени желание заполучить билет превратилось в жгучую страсть – причем страсть, которой в большинстве случаев предстояло остаться неутоленной. Так высока была цена привилегии, что мадам Мельмотт чувствовала себя даже чересчур щедрой, сообщая своей гостье, мисс Лонгстафф, что той, увы, не хватит места за банкетным столом, но в возмещение она получит билет на вечер для себя и еще один для джентльмена с супругой. Джорджиана сперва возмутилась, затем приняла уступку. Как она распорядилась своими билетами, будет рассказано позже.

Надеюсь, из рассказанного понятно, что нынешний мистер Мельмотт был вовсе не тот человек, с которым читатель познакомился в первых главах хроники. Время, когда принца ввели к нему в дом украдкой и тут же вывели, дабы не подвергать знакомству с хозяином, осталось в прошлом. Не требовалось больше маневров, чтобы залучить простую герцогиню. Герцогини охотно приезжали сами. Лорда Альфреда уже не пробирала аристократическая дрожь, когда его называли по имени, – он был слишком занят тем, как стать еще незаменимее. Да, возвышение происходило скачками, и порой не все в свете знали, на какой ступени сейчас великий человек. Мисс Лонгстафф, гостившая в его доме, не ведала, как вознесся ее хозяин. Леди Монограм, отказываясь ехать на Гровенор-сквер или даже принимать кого-нибудь из этого дома у себя, тыкалась в потемках. Мадам Мельмотт не знала. Мари Мельмотт не знала. Великий человек и сам временами не понимал, где он. Однако свет в целом знал. Свет знал, что мистер Мельмотт будет депутатом от Вестминстера и даст банкет в честь китайского императора, что мистер Мельмотт носит в кармане Южную Центрально-Тихоокеанскую железную дорогу, – и свет боготворил мистера Мельмотта.

Тем временем самого мистера Мельмотта сильно беспокоили его личные дела. Он пообещал дочь лорду Ниддердейлу и, поднимаясь все выше, снизил обещанную плату – не саму сумму, а то, как она будет получена. Пятнадцать тысяч годовых закрепляют за Мари и ее старшим сыном, двадцать тысяч фунтов переходят в руки Ниддердейла через полгода после свадьбы. Мельмотт изложил свои резоны, почему не выплатит всю сумму сразу. Ниддердейл будет посмирнее, если подержать его хоть немного в ожидании. Еще Мельмотт обещал купить и обставить им городской дом. Кроме того, он почти дал понять, что Пикеринг-Парк будет в распоряжении молодых весь год, за исключением недели-другой в конце июля; Пикеринг, можно сказать, был практически им обещан. Все соглашались, что Ниддердейл устроился очень неплохо. Денег как таковых он получал меньше, чем запрашивал в первый раз, но в ту пору Мельмотт еще не был таким оплотом коммерции и пупом финансового мира, каким считался теперь. При нынешнем положении обоих Ниддердейлов, старшего и младшего, устраивала плата куда скромнее той, что они требовали вначале.

Однако Мари, которая когда-то по настоянию отца безропотно согласилась выйти за молодого лорда, теперь очень твердо объявила молодому лорду и его отцу, что передумала. На это Мельмотт сказал, что ее никто не спрашивает. Он хочет выдать ее за лорда Ниддердейла и уже назначил свадьбу на август.

– Бесполезно, отец, я за него не выйду, – ответила Мари.

– Это из-за другого прохвоста? – гневно спросил он.

– Если ты про сэра Феликса, то да, из-за него. Он был у тебя и все тебе сказал, поэтому я не вижу причин молчать.

– Вы оба будете голодать, сударыня, вот и все.

Мари не настолько любила роскошь дома на Гровенор-сквер, чтобы страшиться бедности, какую, на ее взгляд, сулил брак с сэром Феликсом Карбери. Мельмотт, не имея времени на долгие разговоры, схватил дочь за плечи и встряхнул.

– Если после всего, что я для тебя сделал, ты выкинешь фортель, то ничего от меня не жди. Ты дурочка. Этот человек нищий. Всех его средств не хватит на нижнюю юбку или пару чулок. Ему нужно только то, чего у тебя нет и чего ты не получишь, если за него выйдешь. Денег он хочет, а не тебя, дура безмозглая!

И с этими словами он ушел.

Тем не менее Мари оставалась тверда в своем намерении, о чем и сказала лорду Ниддердейлу, когда тот с нею заговорил. Они были помолвлены, затем он разорвал помолвку – и теперь молодой аристократ, уладив все с отцом, рассчитывал легко уладить все с девушкой. Лорд Ниддердейл не очень умел ухаживать, однако по природному добродушию старался делать людям только приятное и не причинять им боль. Он мог простить почти любую обиду и пойти на любое одолжение, если это не составит для него большого труда.

– Что ж, мисс Мельмотт, отцы – народ суровый, вы согласны?

– Ваш суров, милорд?

– Я хочу сказать, дети должны их слушаться. Думаю, вы понимаете, о чем я. Я был тогда по уши в вас влюблен, правда.

– Надеюсь, вы не очень огорчились, лорд Ниддердейл.

– Как это по-женски! Вы прекрасно знаете, что мы с вами не можем пожениться без разрешения отцов.

– И с ним тоже, – кивнула Мари.

– Отчего бы? Тогда была какая-то загвоздка – не помню какая. – (Загвоздкой был он сам, поскольку требовал денег.) – Но теперь все хорошо, старики между собой договорились. Можем мы теперь пожениться, мисс Мельмотт?

– Нет, лорд Ниддердейл, думаю, не можем.

– Вы серьезно?

– Да. Тогда я еще ничего не понимала, а с тех пор многое увидела.

– Вы увидели кого-то, кто нравится вам больше меня?

– Я не буду отвечать на ваш вопрос, лорд Ниддердейл. Полагаю, вы не станете меня упрекать.

– О боже, конечно нет.

– Что бы ни было раньше, вы отказались первым.

– Отказались старики.

– Думаю, тут они были в своем праве. Однако ни у какого старика нет права женить людей насильно.

– Тут я с вами согласен, полностью согласен, – сказал лорд Ниддердейл.

– И никакой старик не заставит меня выйти замуж.