а и тот князей, да бояр опасался, потому и чина царского принимать сразу не пожелал, всё обдумывал, да обгадывал. Только с третьего подхода согласился, егда всем собором излюбленные головы, чины духовные и люд московский его о том упросили, – пояснила Ксения.

После этих слов Димитрий с удивлением воззрел на желанную женщину, но только покачал головой и промолчал.

* * *

Подробности о событиях и тайнах жизни московского двора дошли и до Сандомира, да ещё и обросли сплетнями. Марина, узнав об увлечении своего жениха, сначала возмутилась и сгоряча решила письмом укорить Димитрия, да и отказать ему. Но, однако, её отец и духовник уговорили молодую женщину не делать опрометчивых шагов. В своём письме Юрий Мнишек, переживая и тревожась за будущее своей дочери, письмом упрекал жениха за его связь с царевной Ксенией: «Поелику известная царевна, Борисова дочь, близко вас находится, то благоволите, ваше царское величество, вняв совету благоразумных с сей стороны людей, от себя её отдалить. Ведайте, ваше царское величество, что люди самую малейшую в государях погрешность обыкновенно примечают и подозрение наводят».

Димитрий, получив письмо, прочёл его несколько раз, задумался, а потом порвал. Однако тревожные мысли не оставляли его. Он решил посоветоваться с матушкой и испросить совета у своего духовника – владыки Арсения. Вечером он послал к ним и просил их о встрече в Вознесенском монастыре.

* * *

Через день Димитрий прибыл в Вознесенскую обитель. Туда же приехал и владыка Арсений. Разговор произошёл в монастырской книгохранительной палате, куда вход иным монахиням был разрешён только с ведома матери-игуменьи. Инокиня Марфа сидела на стульце перед столом, на котором стояла чернильница с перьями, и лежало несколько рукописных богослужебных книг. Одета она была в серый монашеский куколь, а голова её была покрыта белым платком. Неяркий утренний свет пробивался сквозь оконца и освещал её исхудавшее, бледное лицо, ещё резче оттеняя черты его. Пред образами теплилась лампада.

Молодой государь, войдя в палату, поклонился матери и, поцеловав её руку, испросил благословения. Та благословила. Некоторое время они молчали. Она пристально, с любовью и тревогой взирала на него. Димитрий явно чувствовал себя неуверенно и собирался с мыслями. Только было начали они разговор, как пришёл и владыка Арсений. Он благословил обоих, и разговор потёк сам собой.

– Ведаю, сыне, получил ты письмо из Сандомира? – спросил владыка.

– Получил, отче. Но лутче бы не дошла до мя грамотца сия.

– Чему надлежит быти, того не миновать, – промолвил Арсений.

– Сколь веревочке не виться, всё одно конец будет, – добавила мать-царица.

– Сердцу, прикажешь ли!? – с мольбой и болью в голосе и в очах произнёс Димитрий севшим голосом.

– Неспокойно на Москве, сыне. Князи и знать стремятся подмять власть царскую. Сил у тя немного. Ты не на Сечи, не на Дону и даже не в Путивле. Пишет тебе Мнишек. Шли к нему, зови его и жди. Ляхи и православная Литва будут те подмогою на Москве, – увещевал владыка.

– Годуновых, да Салтыковых, да Вельяминовых и слуг единомысленных им из ссылки и опалы возверну, будут и оне мне опорой, – отвечал Димитрий.

– Поймёт ли тя народ русский, православный. Ведь добре помнят все «несчастливое царство Борисово», – подметил Арсений.

– Другое дело, сынок, выбор твой поспешный, неравный. Вот ежели б сватал ты дщерь ли, сестру королёву, аль бо кесареву. От слова своего не откажеши ся. Но и дщерь Годуновская не пара табе. Нет ныне у Годуновых ни на Москве, ни в Русской земле поддержки, – произнесла матушка.

– Внемли, сыне, про тя и дщерь Годуновых всякие слухи по Москве недобрые ползут, злая молва идёт. А Шуйские, да Голицыны, да Мстиславские и прочие соглядатаи их разносят, да ухищряются. Мое слово те – отпусти жену сию в дом князя Мосальского, где и ранее жила после водворения из Кремля. А там время покажет… – дал совет владыка.

– Сынок, поостерегись слухов. Побереги себя и нас всех, – молвила мать-царица.

Государь тяжело вздохнул, незаметно смахнул слезу, согласно кивнул головой.

* * *

Под Москвой шло формирование войска во главе с боярином Ф. И. Шереметевым. К середине ноября выпал снег, который так и не стаял. Вскоре встал надёжный санный путь, русское войско во главе с боярином Шереметевым выступило из окрестностей Москвы к Серпухову. В декабре оно должно было подойти к Туле, а затем двинуться далее. Весну войско готовилось встретить уже на южных рубежах в сохнущей и зеленеющей степи под Царёвом-Борисовом, где легко было прокормить коней. Главной целью этого соединения должно было стать овладение Азовом.

В составе войска было пять тысяч копий и сабель. Из них две тысячи верных Димитрию стрельцов и три тысячи детей боярских с боевыми холопами. Был собран и большой обоз, да придано 20 орудий разного калибра на станках и на колёсах. К войскам, собранным под Москвой, и двинувшимся к Серпухову, выехал сам молодой царь, чтобы дать наказы воеводам и убедиться в боеспособности войска.

Для усиления войскового соединения Фёдора Шереметева в Новгородской земле воеводы провели созыв дворянского ополчения. Новгородские помещики обязаны были выставить около восьми тысяч сабель: дворян, детей боярских и боевых холопов. Новгородским служилым приказали прибыть в Москву в конце апреля, а затем отправиться на юг вслед войскам Шереметева.

Накануне царь Димитрий определил состав посольства в Польшу во главе с дьяком Афанасием Власьевым. Посольству предстояло вернуться к вопросу о сватовстве к Марине Мнишек. Для того, чтобы сватовство было представлено, как требовала традиция, сватам необходимо было предъявить невесте и её семье портрет жениха.

* * *

Последняя встреча Димитрия и Ксении была и страстной, и трагичной…

Лишь когда страсть отпылала, Димитрий рассказал ей о своём разговоре с матушкой и владыкой Арсением. Ксения, узнав всё, сжалась в комок и задрожала всем телом, будто в болезненном ознобе. Димитрий, как мог, успокаивал и ласкал её. Так продолжалось более часа. Наконец, девушка стала успокаиваться и приходить в себя. Тут из очей её полились слёзы.

– Ведала яз, что не быть нам вместе, мой милый. Разумела, что разлучат нас, не дадут счастия испить до дна! – изрекла она со слезами в очах.

– Супротив благословения родительского и священнического не смогу пойти, – отвечал Димитрий.

– Не благословение тому виной, свет очей моих! Разлучает меня с тобою мир сей. А в миру правят мужи неправедные – князья мира сего.

– Не рви сердце мне, душа моя! – взмолился Димитрий со слезами в голосе.

– Чует мое сердце, не увидимся мы боле, государь мой, – отмолвила Ксения, утирая слёзы.

– Буду жив,