верфь. Солдаты дали залп в воздух, а затем под ноги напиравшим людям. Вследствие рикошета от мостовой один человек погиб, многие были ранены. Рабочие отступили, а затем были разогнаны прибывшим батальоном милиции, который пустил в ход огнестрельное оружие. Протестующие, собравшись возле железнодорожной станции Гдыня Особова, соединились с группами, бежавшими от верфи им. Парижской коммуны, и напали на солдат, охранявших подходы к зданию горсовета и горкома ПОРП. Примерно 1000 человек направились к городскому управлению милиции. Возле здания горкома партии завязалось настоящее сражение. Силы правопорядка ввели в действие вертолеты, с которых в протестующих бросали гранаты со слезоточивым газом. На одном из вертолетов летал заместитель министра обороны Гжегож Корчыньский и швырял петарды, азартно приговаривая: «Получи!»[786] Возле станции Гдыня Верфь пятитысячная толпа, напав на отряды милиции и армии, захватила локомотив с нефтью и подожгла эстакаду. Милиция, в которую стреляли из толпы, была вынуждена ретироваться, солдаты дали несколько залпов в воздух и под ноги напирающим людям. Немало протестующих пострадало от рикошетов. Демонстранты отступили. В это же время другая толпа попыталась захватить бензозаправку возле президиума райсовета. Послышались призывы: «Взорвать ее!» Солдаты сумели оттеснить манифестантов. По улицам Гдыни шли осененные окровавленными польскими флагами траурные процессии, сопровождавшие тела убитых участников протестов, которых несли на створках дверей. Милиция атаковала эти шествия, многих схваченных увозили в обгоревшее здание горсовета, где жестоко избивали. Всего за 17 декабря в Гдыне от пуль погибли восемнадцать человек[787].

Не утихали яростные столкновения в Эльблонге, Слупске и Гданьске. По стране прокатилась стачечная волна: перерывы в работе были отмечены на предприятиях Вроцлава, Варшавы, Кракова, Нысы, Ченстоховы, Лодзи, Калиша. Возле здания воеводского парткома в Щецине собрались до 15 000 человек. В окна партийного комитета полетели бутылки с бензином, там вспыхнул пожар. Солдаты и милиционеры, охранявшие здание, не смогли разогнать толпу, но оружия не применяли. Юрисконсульт щецинского гарнизона вспоминал спустя десять лет, как ему довелось в тот день стать свидетелем драматичного разговора по телефону. Из пылающего здания воеводского комитета ПОРП в штаб 12-й дивизии позвонил находящийся там полковник Г. Земяньский. «Я услышал жуткий крик телефонистки: „Спасите! Мы горим!“ Никогда не забуду этого крика. И тогда полковник Древновский (заместитель комдива по политической части. – В. В.) начал орать: „Полковник Земяньский, приказываю открыть огонь“. На что услышал ответ <…> „Гражданин полковник, я отказываюсь выполнять приказ“. А затем мы услышали: „В кого я, черт возьми, буду стрелять? Там женщины и дети“». Работники парткома уходили через задние окна дворами, словно подпольщики[788].

По словам советского вице-консула, во время захвата щецинского парткома «из окон здания комитета выбрасывали мягкие кресла, цветы, диваны и призывали толпу смотреть, как, в каких условиях работала „красная буржуазия“»[789]. На площадь прибыли пожарные, однако демонстранты не пустили их к горящему партийному комитету. Дом партии был разгромлен и сожжен. Солдаты на бэтээрах, не вмешивались в происходящее. Были даже попытки братания с ними демонстрантов, на нескольких боевых машинах протестующие поставили картонные транспаранты с лозунгами вроде: «Единство во имя рабочих верфи» и «Требуем поднять зарплаты»[790]. Бóльшая часть толпы (около 10 000 человек) переместилась вслед за убегающими милиционерами к зданию воеводского управления милиции, находившемуся на той же площади. Там были сосредоточены и основные силы армии и милиции. С помощью бутылок с бензином были подожжены два строения воеводского управления милиции и здание воеводского совета профсоюзов, протестующие атаковали прокуратуру и тюрьму, подожгли три бэтээра и три танка.

В этот день в Варшаве собралась на совещание узкая верхушка, Мочар как ответственный за армию и милицию отчитывался об общей ситуации и действиях силовых структур. В частности, упомянул о бурном митинге работников варшавской фабрики транспортного оборудования «Окэнче». Гомулка взорвался: «С этим Окэнчем надо покончить раз и навсегда. Там есть большая группа скандалистов. Они уже однажды бастовали, когда товарища Спыхальского выбрали председателем Государственного совета. Кричали, что он еврей или его жена еврейка. Это самый худший сектантский элемент, состоящий из бывших гэбистов и офицеров». Первый секретарь требовал принимать более решительные меры, проявлять инициативу местным органам власти, а не ждать от него указаний, негодовал на отсутствие исчерпывающей информации от МВД: «Нужно их всех прошерстить… Так делается во всем мире (Мочар вставил: „Конечно!“). Но у нас этого не сделали!» В 13:15 в комнату для совещаний вошел Клишко, вернувшийся из Гдыни. Доложил: «В Гдыни 11 убитых. Дошло до столкновения с толпой числом около 3000 человек, в солдат стреляли, есть раненые. Введен комендантский час»[791]. Обсудить слова Клишко собравшиеся не успели, потому что позвонил Брежнев. Советский лидер хотел услышать из первых уст, как дошло до таких острых столкновений между гражданами и органами правопорядка, чем вызваны массовые протесты и справятся ли «польские товарищи» своими силами. Эту последнюю фразу можно было бы истолковать как намек на ввод советских войск, но на самом деле Брежнев имел в виду всего лишь политическую поддержку и денежный заем для поправки экономической ситуации. Гомулка ответил, что выступления имеют политическую подоплеку и ПОРП сама справится с ними. Брежнев сомневался, не слишком ли круто польская верхушка взялась за собственный народ, спрашивал: «Если вы стреляете в рабочих, с кем будете строить социализм?» Гомулка твердо держался мнения, что за событиями стоят провокаторы и контрреволюционеры[792]. Закончив беседу, первый секретарь вернулся в комнату для совещаний и кратко пересказал коллегам содержание разговора, будучи явно недоволен вопросами Брежнева. Секретарь занес в протокол: «У товарища Гомулки наблюдаются явные признаки психического и физического надлома»[793].

Вечером Политбюро собралось вновь. Гомулка немного пришел в себя и произнес небольшую речь, вкратце изложив свои взгляды на происходящее: «<…> Партия вернула Польше западные земли, а теперь там горят партийные здания. Это враг бьет по партии. Изменение цен было лишь предлогом <…> Противнику удалось вызвать волнения, особенно среди молодежи. Ее руками сжигаются сейчас партийные комитеты на западных землях. А мы всего несколько дней назад подписали договор с ФРГ о признании этих земель <…> Враг хочет сделать из Польши самое слабое звено социалистического лагеря. В прошлом молодежь много раз манифестировала и пела „Еще Польша не погибла“ и вела страну к гибели. Мы всегда в нашей истории шли от поражения к поражению. Сейчас многое зависит от состояния партии. Враг не должен тешиться иллюзиями, что сможет вырвать Польшу из социалистического лагеря. Он хочет вызвать большое кровопролитие. Партия должна дать соответствующий ответ. Нужно обратить внимание на наивную молодежь <…> Нужно разъяснить,