Выбирая то, что не было побито бронебойными пулями, я отцепил и прихватил ещё три тягача и две танкетки Т-38, подобрал пару станковых пулемётов Максима, пятнадцать ДТ-29 с сошками и запасом дисков и полевую кухню, которая чудом уцелела, в чём я убедился, внимательно её изучив. Остальная техника была сильно побита и требовала значительного ремонта.

После этого я стал обходить технику и устанавливать на неё, а также и на казённики пушек тротиловые шашки, найденные в грузовике сапёрной части. Дошёл до того места, где видел движение, обнаружил ещё трёх финнов, которые собирали оружие, укладывая его штабелями, и пристрелил их. Сделав закладки на технике, я пошёл обратно, попеременно поджигая фитили.

Первый хлопок взрыва раздался, когда я уже прошёл часть пути, но я продолжал идти. Почти дошёл до той четвёрки, когда заметил, что мне навстречу бегут финны. Притормозил их из своего ручника, срезав троих, поджёг три последних шашки на двух грузовиках и танке Т-26, после чего бросился прочь.

За мной поднимался чёрный дым от горевшей техники. Неплохо поработал: порядка сорока единиц техники серьёзно повредил, если не уничтожил, восемь пушек также разбил шашками. В грузовиках со снарядами шашки укладывал именно в кузова, и грохнуло серьёзно, аж снег с деревьев смело.

А я убегал, и лыжи здорово мне в этом помогали. В том, что будет погоня, я не сомневался, поэтому искал подходящую позицию. Нашёл, но, не приближаясь, сделал круг, оставив её в стороне, а после вернулся с другой стороны. Теперь засада. Сделал лёжку: лапник, шкура медвежья сверху. Достал самозарядную винтовку: тут лучше она, чем ручник. Винтовку приготовил, но убрал пока, чтобы не промёрзла. От колонны шёл гул, рвались в огне снаряды.

Финны появились только через двадцать минут. Что-то долго они.

– Семеро всего, – пробормотал я. – Они меня совсем не уважают, за бойца не считают.

Там, где финны шли по моему следу, укрытий не было. Вот один из них зацепил леску растяжки, и вместе с грохотом разрыва я выстрелил по замыкающему, после чего, переводя ствол с противника на противника, по очереди выбил всех. Потом добил.

Было тихо. Забрав шкуру, я покинул место засады, пробежался до тел (хоть согрелся) и собрал трофеи. Было три винтовки «Суоми», наш ДТ, танковый пулемёт, пять снаряжённых дисков для него, документы – у всех убитых мной финнов я их забирал и убирал в планшетку, тоже позаимствованную у финнов. Забрал также две пары широких охотничьих лыж, новых на вид, мне самому пригодятся. И двинул дальше.

Чуть позже я снова вышел на дорогу. Убитые лошади артиллерийского парка и обоза, убитые наши, и финны ходят, немного, но не пройти. У старшего шедшей по моим следам группы я взял карту местности. Сориентировавшись по ней, понял, что не с той стороны я был: мне нужно перейти дорогу, озеро и двинуть на север, там до наших рукой подать, километров сорок. Только я туда не пойду: озеро – местность открытая, подстрелят ещё. В лесу мне проще, он как родной, укроет.

Двигаясь недалеко от дороги, я обошёл два заслона и два секрета; трижды чуть не напоролся, хорошо, пар от дыхания выдавал финнов. А к своим вышел через три дня, одиннадцатого января, в расположение 54-й стрелковой дивизии, которая находилась в окружении и вела бои. Но это была не та, к которой шла на выручку 44-я, где служил Алексей; про ту я помнил, она так в окружении до конца войны и пробудет.

Двигался я осторожно. Вчера уничтожил группу снайперов, прихватив их оружие, и вечером мне на хвост упали серьёзные профи, почти три десятка опытных егерей, явно бывших охотников. Пришлось побегать. Когда их осталось десять, они, наконец, поняли, что это не они охотники, а тот, кого они считали дичью.

Я допросил раненого, узнал от него расклад по этому фронту, кто где стоит, и специально повернул к 54-й, решив пересидеть тут до конца войны. Мне не улыбалось участвовать в атаках на доты линии Маннергейма, а тут, по сути, тишина: финны блокировали дивизию, вели ленивые перестрелки, напоминая, что они тут, отбивали попытки дивизии вырваться, и всё.

Час назад я взял финского офицера, который командовал частью блокирующих сил, и вёл его с собой. Сейчас, выглядывая из-за ствола дерева, я видел открытое узкое поле; судя по припорошенным снегом кочкам, бойцы дивизии пытались здесь подняться в атаку, но погибли. Вроде ничего не видно. Я вышел, держа у живота пулемёт, направленный на офицера, связанного со мной верёвкой, и, двигаясь чуть в стороне и сбоку, пошёл через поляну, направляясь к опушке леса.

Судя по движению, наблюдатель меня засёк и поднял тревогу, бойцы занимали позиции. Я боялся выстрела в спину (мало ли кого пропустил), но капитан оказался прав: здесь были три наблюдателя и два стрелка. Я снял их из винтовки с глушителем.

Вскоре меня встретили. Вышли трое, один в звании лейтенанта. А хорошо бойцы дивизии устроились: зимняя форма, полуземлянки (видимо, рыли, чем могли, землю), костры внутри, нары. Мёрзли, конечно, но не как другие. Часовые менялись каждый час.

Перед тем как к нашим идти, ещё до взятия капитана, я переоделся и сейчас был в своей форме: подпалённая шинель, сапоги, будёновка на голове. Офицера сразу забрали, да и меня повели к комдиву, штаб дивизии располагался неподалёку.

В штабе я сообщил, что случилось со мной и дивизией, сдал красноармейские книжицы погибших, которых я почти полсотни насобирал, и столько же финских документов. Сказал, что только шестерых сам убил, остальные с трупов забрал для отчётности: мол, чужого мне не нужно. Да мне бы и не поверили. Ну а потом меня посадили писать рапорт.

Глава 24. Ошибочное решение. Плата за помощь

Знаете, как я матерился, когда от капитана (а тот не молчал, я с ним до этого поработал), узнал, что дивизия всё-таки выбралась из окружения и вышла к своим? Так что я участвовал в штурме линии Маннергейма. Думал, меня оставят в 54-й, оформив в её списочный состав, но нет, вернули в 44-ю. Из того, что осталось после дивизии, сформировали отдельный батальон, чтобы поучаствовал в прорыве.

А вот как от службы откосить, я, кажется, придумал, нашёл возможность: замутил с военврачом, зеленоглазой красоткой в звании капитана, если на армейские звания переводить. Она меня