– Как вам известно, власти потерпели неудачу в поисках того, кто направил в наш кампус начиненный взрывчаткой грузовик. Наше собственное расследование, к сожалению, тоже зашло в тупик. В машине не было никаких отслеживающих устройств, а последние документы о владельце оказались тридцатилетней давности. Мы не нашли отпечатков, и хотя машина несколько раз попала на камеры, водитель был в маске. Поэтому у нас нет ни единой зацепки. Но сегодня к нам присоединился специалист по законам об аудионаблюдении, и я рассчитываю узнать, чем “Внемли” может помочь в поисках этого террориста или террористов. Сколько американских домов сегодня оборудовано помощниками “Внемли”?

– Двести шестьдесят миллионов, – ответила женщина в узком костюме.

– Как долго хранятся аудиозаписи от каждой умной колонки?

– Согласно законодательству, записи должны уничтожаться через тридцать дней.

Дилейни посмотрела в свой планшет, чтобы узнать, как ее зовут. Метцгер. У женщины были тонкие черты лица, рыжие волосы и острый взгляд. Было непонятно, сотрудница она “Вместе” или приглашенный консультант.

– А как долго на самом деле доступно аудио? – спросил Стентон.

– По-разному, – ответила Метцгер. – Некоторые записи хранятся дольше в исследовательских целях…

– В среднем?

– Полтора года.

– Что ж, с этого момента никакие записи не должны удаляться до особого распоряжения. Понятно?

Ответ Стентону, разумеется, не требовался.

– Дальше. Морис, объясни нам, что и как мы будем искать?

Он повернулся к бывшему шефу полиции. Морис положил мощные руки на стол – как будто мясник выложил на прилавок две мохнатые бараньи ножки.

– Раньше нам требовались недели, даже месяцы для получения данных. – У него был акцент жителя нью-йоркских пригородов. – Имя, адрес, дата, контакт – и лишь чтобы получить имя человека, который мог назвать имя другого человека, который мог назвать имя того, кто мог знать… А теперь все аудиозаписи доступны по щелчку пальцев. Любой план, который преступники могли составлять в своем логове. Раньше только для того, чтобы получить разрешение на обыск или установку жучка, приходилось из штанов выпрыгивать…

Стентон нетерпеливым жестом поторопил его.

– “Внемли” – лучший инструмент как для предотвращения, так и для расследования преступлений. Все, что нам нужно, – это доступ.

– И теперь он у нас есть, – сказал Стентон. – Мы с Морисом работаем с нашей службой безопасности, а также с друзьями из Моссад и АНБ, над составлением списка ключевых слов, в который должно входить все, что имеет отношение к планированию терактов. Если мы услышим эти слова, то установим личность пользователя и сможем получить ордер на обыск и тому подобное. В то же время мы свяжем записи с данными о местоположении и перемещениях, которые получаем с телефонов и браслетов. Сейчас мы планируем начать с округов области Залива Сан-Франциско, а… – Он замолчал, увидев поднятую руку. – Да?

Рука принадлежала румяному молодому человеку.

– Сэр, но это невозможно. Мы не имеем права проводить поиск по конкретным словам и не имеем права раскрывать личность пользователя. Это же суть Закона Уайдена и Принципов Квинтерелли!

Стентон на миг остановил мутные глаза на гладком розовом лице парня, пауза продлилась лишь долю секунды, и он снова заговорил.

Все уже распланировано, в течение тридцати шести часов будет проведен поиск по всем аудиозаписям из пяти ближайших к кампусу округов. Если результатов это не даст, радиус поиска расширится. На остатках лобового стекла фургона найдена старая наклейка из Юты, и хотя Морис считает, что эта нить, скорее всего, никуда не ведет, следует проверить все записи колонок “Внемли” из Юты.

– И из Невады, – добавил он.

***

Работа началась на следующий день. Дилейни подписала очередное соглашение о неразглашении, Карина дала ей шумоподавляющие наушники и огромный планшет и показала программу под названием “Вместо-текст”. На экране была расшифровка разговора двух людей.

– Это очень простая программа. Аудио проигрывается, а на экране появляется расшифровка. Видишь выделенные слова?

Первое слово Говорящего № 1 – “подожди” – выделилось желтым цветом.

– Слова будут подсвечиваться по очереди, и твоя задача – следить за тем, чтобы расшифровка была правильной. Твоя команда работает со сложными акцентами, поэтому у программы иногда возникают проблемы с разпознаванием слов. Кажется, тут у нас выходцы из Восточной Европы. – Карина проверила метаданные файла. – Да, так и есть, потому их английское произношение может создавать трудности для ИИ. Ты можешь спросить, почему они не разговаривают по-болгарски или по-русски? Это вторая загвоздка. Обычно группы смешанные. Не исключено, например, что это отец и сын. Отец приехал из Софии, но сын родился здесь, и дома они говорят по-английски. Или два друга, один русский, второй хорват. Общий язык у них только английский. Короче, если человек говорит с сильным акцентом, требуется человеческая проверка, чтобы убедиться, что мы не пропускаем ничего важного.

– Ясно, – кивнула Дилейни. – А что делать, если расшифровано неправильно?

– Ты должна внести исправление вручную. ИИ на этом учится. И твое исправление тоже станет частью записи – на тот случай, если дальше потребуется еще один уровень проверки.

Дилейни решила, что готова к работе. Она посмотрела на Карину, которая направила на нее камеру телефона.

– Ты можешь подтвердить, что анализируешь эти расшифровки и аудиофайлы без предубеждений?

– Да, – сказала Дилейни.

– Ты можешь подтвердить, что любые предположения и заключения, сделанные на основе акцента говорящих, противоречат политике “Вместе”?

– Да.

– Ты можешь подтвердить, что просто ищешь несоответствия между аудиозаписью и расшифровкой?

– Да.

– Ты можешь подтвердить, что не являешься детективом, сотрудником правоохранительных органов или службы безопасности “Вместе”?

– Да.

– И последнее. Можешь ли ты подтвердить, что не будешь выходить за рамки поставленной задачи, делать выводы о говорящих и пытаться установить личности этих людей?

– Да, могу. Я не буду этого делать.

Карина опустила камеру и улыбнулась.

– Все. Не забывай, что ты только исправляешь слова. Поэтому если услышишь подозрительное слово, то ИИ его пометит. Если услышишь слово “бомба”, набери его, и дальше с ним будет работать служба безопасности. Понятно?

***

Первый разговор происходил между отцом и сыном. Дилейни не слишком хорошо разбиралась в акцентах, но решила, что, скорее всего, родной язык старшего мужчины – русский. У сына был британский акцент с легким отголоском континентальной Европы. Дилейни вообразила, что отец – богатый московский бизнесмен, который послал сына учиться в швейцарский пансион, потом в Кембридж, а теперь они оба осели в Пало-Альто. За годы русский сына стал хуже, чем английский отца, поэтому они стали говорить по-английски.

ГОЛОС № 1: “Внемли”, проверь, пожалуйста, пробки в Сан-Франциско.

“ВНЕМЛИ”: На 101-й большие пробки, но 280-я едет хорошо. Средняя скорость передвижения по городу – 34 мили в час.

ГОЛОС № 2: