— Госпожа Агата, простите, но вы нужны мне. Еще кое-что очень важное нужное сделать, — продолжил он.

— Отец, это генерал Аверин — глас дракона-императора, — смутившись сказала Агата, а затем добавила. — Это мой отец — господин Кодрат Таноре.

Генерал, наконец, заметил, что она не одна, и был обескуражен внезапным знакомством с ее отцом. Агата была уверена, что им не удастся улизнуть, избежав объяснений, но безымянная девочка едва слышно захныкала, отвлекая на себя внимание отца, и, ухватив Кира Аверина за рукав, Агата спешно увела его из зала.

— Что вы хотели? — немного раздраженно спросила она.

— Его величество так и не вернулся в человеческое обличье. Вы должны поговорить с ним.

Агата думала, что они вернутся на насестную башню, но вместо этого Кир Аверин вывел ее на одну из широких открытых террас, опоясывающих стены Святилища. С полдесятка служителей толпились у парапета с этюдниками, делая зарисовки дракона-императора, все также сидевшего на скале. Отсюда на него открывался прекрасный вид. Сверкающая жидким золотом чешуя спорила с сиянием, вставшего солнца.

Служители испуганно расступились, когда на террасу, хлопая крыльями, опустился Арай. Кир Аверин помог Агате взобраться в седло перед собой и по ее спине пробежали мурашки, пока он затягивал ремни на ее талии и лодыжках. Он занял место за ней и черный рух с алой каймой, идущей по крыльям, поднялся в воздух.

У Агаты захватывало дух, пока они неслись над темными силуэтами крыш. Воздух пропах гарью и смогом, но с залива дул сырой соленый ветер, прогонявший их прочь.

Набрав высоту, Арай подлетел к дракону-императору. Тот возвышался на скале, обвивая ее своим длинным хвостом, его исполинские крылья были распахнуты, шеи по-змеиному изгибались. Раны, исполосовавшие шкуру, запеклись черной кровью и от них шел пар, пока они затягивались, заживая на глазах.

Вокруг дракона-императора кружили рухи. Агате показалось, что в их разноцветном скоплении мелькнули и ярко синие крылья Айрин. Птицы словно ничуть не боялись гигантского крылатого змея, и относились к нему словно к скале или дереву. Они опускались, как на ветви, на шипы, выступавшие из его хребта, а самые дерзкие усаживались на витые рога.

Агата вспомнила, что рухи, как и драконы, пришли в их мир из Змеиного царства. Могли ли птицы пронести сквозь тысячу лет родовую память о том, как их предки кружили, летая возле драконов?

Если, находясь в человеческом обличье, Андроник Великий и ловил порой ос или лягушек, то рухи его совсем не интересовали. Как будто так и должно было быть, что они летали вместе с ним, а после вместе отдыхали.

Ник сосредоточенно вылизывал чешую раздвоенным розовым языком, Дро извергал огонь, дым и пепел. Его рык, подобно грому, раскалывал небо.

Ан изогнул шею, потянувшись к Арайю. Его огромная голова застыла напротив них. Он выдохнул и их обдало теплым паром от которого волосы и одежда тут же стали тяжелыми и влажными.

На мгновение сердце Агаты сжалось при мысли о том, что, может быть, Андроник Великий, приняв свое истинное обличье, позабыл их, или растерял всякую привязанность.

— Ваше величество, пожалуйста, вернитесь в ваш человеческий облик и возвращайтесь во дворец! — набравшись смелости, попросила она.

— Еще чего! Мы не станем вновь человеком, пока не покараем всех врагов! — отрезал Ан.

— Но… но ваше величество, ведь битва выиграна. Вы уже победили, — возразила Агата.

Дро пронзительно заревел и всполошенные рухи поднялись в воздух, галдя и закрывая небо живой завесой.

— Мы победили еще не всех, — ответил Ан. — Там за морем лежит целое королевство, чей правитель решил, что он смеет вторгаться в наш дом!

— Да, думает, что все-то ему можно, все-то ему дозволено! — согласился Ник, отвлекаясь от вылизывания задней лапы. — Только нам все дозволено, потому что только мы дракон-император!

— Мы не отступим, пока не отомстим и не уничтожим врагов! — добавил Дро выпуская из пасти столбы черного дыма.

У Агаты закружилась голова и она едва не выскользнула из седла. Ее удержали натянувшиеся ремни и руки Кира Аверина.

— Что говорит его величество? — спросил он, когда она к нему повернулась.

— Дракон-император говорит, что не отступит. Он желает мести и хочет наказать врагов.

— Мы немножко отдохнем, полетим и всех сожжем! — бормотал Ник, вылизывая хвост.

— Кажется, он хочет прямо сейчас отправиться в Андалур, чтобы отомстить, — добавила Агата.

Выслушав ее, Кир Аверин прикрыл глаза. Казалось, что новости не столько напугали его, сколько утомили.

— Хорошо, — сказал он, снова поднимая на нее взгляд. — Скажите ему, что он получит то, что хочет. Мы вместе покараем Андалур, пусть только подождет своих слуг и даст им время подготовиться.

Его величество Невлин Третий, король Андалур, повелитель Штормовых земель, защитника Эвереса, проснулся от удара грома, сотрясшего небеса, и долго лежал в постели, не понимая, что происходит.

Грозы были редким явлением в середине осени, но еще более исключительным была полная тишина в которой он оказался. Обычно, проснувшись, он слышал присутствие других людей: тихие шаги слуги, идущего к камину, чтобы разворошить кочергой угли, слабый звон доспехов дворцовых стражников, всегда стоявших на карауле по углам его спальни, шепот жреца восьми братьев, читавшего утренние песнопения, отгонявшие ведьм и злых духов. Последнее казалось, юному королю особенно странным — толпы ведьм у своей постели он ни разу еще не видел.

Как правило, Невлин начинал утро с церемонии пробуждения: в его покои набивалось не меньше трех десятков знатных лордов, высших жрецов, министров и прочих посторонних, а то и вовсе незнакомых людей, наблюдавших за тем, как слуги сперва открывают сшитый из изумрудного бархата полог над кроватью, а затем помогавших ему провести утренний туалет. Кого-то другого может быть это и смутило, но Невлин привык.

Однако же, сегодня к нему никто не явился. Решив, что все это ужасно странно, Невлин сполз с кровати, и едва не запутавшись в пологе, ступил на толстый шерстяной ковер.

Нет, ему не показалось, в спальне и правда никого не было. Он даже ущипнул себя, чтобы удостовериться, что не спит, а затем встал посреди комнаты, не зная, что ему делать дальше. Подумав немного, он все-таки пошел в отделанную голубым мрамором ванную комнату, а затем и в оббитую красным деревом гардеробную, где впервые в жизни сам выбрал себе наряд. Справиться с тугими крючками и пуговицами у него не получилось, как и со шнуровкой на высоких сапогах, но зато он накинул на плечи горностаевую мантию, которая всегда ему особенно нравилось.

Дальше ему видимо следовало наведаться в Сапфировый зал, расположенный