Он делит свое внимание между обоими моими сосками.

"Позволь мне заставить тебя забыть, что я вообще про это спрашивал".

Он проводит поцелуями по моему телу.

"Ооо, ооо, нет, я закончила. Закончила".

Он смеется мне в живот и смотрит на меня сверху. "Тогда, наверное, мне придется пригласить тебя на свидание. На настоящее".

"С поцелуями?"

"Да. Очень много поцелуев".

"Я посмотрю в своем ежедневнике, может, смогу тебя туда вписать. Но ничего не обещаю".

"Ммм, но ты так хорошо справляешься с этим до сих пор". Его губы прокладывают путь по моей хихикающей груди, возвращаясь к губам, и тепло его тела снова накрывает меня.

Следующие несколько дней пронеслись в череде развлечений, украденных поцелуев и тщательного соблюдения дистанции. С каждой ночью становится все труднее отделяться друг от друга, но мы должны это делать. Это должно было быть на благо Тома, но последние несколько ночей он здесь не спал. Он казался равнодушным, когда я пыталась подшутить над ним, что не так уж необычно, но обычно мне удавалось его хотя бы рассмешить. А на этой неделе — ничего. Неужели он догадался о нас с Оскаром? Или у него серьезные отношения с кем-то еще, и он скрывает это от нас?

Под предлогом желания показать команде охраны уморительные кадры с тренировки, Оскар выполняет свое обещание найти "черные точки" в системе наблюдения дома с привидениями, в результате чего я оказываюсь согнутой над пушкой на протяжении восхитительной части вечера.

В четверг днем, после последнего за день занятия, я отправляюсь в магазин наборов, чтобы вернуть реквизит, и обнаруживаю, что Оскар уже ждет меня там. Это стало нашей привычкой. У меня есть копия его расписания, а у него — моего, и всякий раз, когда мы можем выкроить свободное время, мы это делаем. Иногда у нас есть всего несколько минут, чтобы поцеловаться, прежде чем нам снова придется бежать, но это не один из тех случаев.

Я одним махом оказываюсь в его объятиях, мои ноги обхватывают его, и я пожираю его губы, пока он идет дальше в комнату, мимо нескольких рядов полок, заставленных пластиковыми коробками для хранения, пока не прижимает меня к металлическому шкафчику в потайном углу. Его щетина царапает мою шею, пока его губы блуждают по ней.

"Осторожно!" пискнула я.

Он отстраняется от моей чувствительной кожи и возвращается к моему рту, его язык борется с моим. Пульсация между моими ногами просто нереальна. Я прошу его отпустить меня. Мне нужны его пальцы. Мне нужно облегчение от постоянной пульсации, которую я испытываю всякий раз, когда я с ним, и, честно говоря, даже когда я не с ним.

"В чем дело, сверчок?" — спрашивает он, его глубокий голос озорничает.

Я тянусь к его руке, которая касается моей груди под топом, но когда я пытаюсь потянуть ее вниз, он сопротивляется.

"Такая нетерпеливая, не так ли?"

Это и лучшее, и худшее в том, что мы вместе уже больше пяти минут. Он мог бы с легкостью насытить меня за считанные секунды, но вместо этого он предпочитает без устали дразнить меня.

Я хмуро смотрю на него, но это только добавляет ему веселья. Он просовывает свое бедро между моих ног и снова захватывает мои опущенные губы. Оскар сжимает мои руки над головой одной из своих, когда я продолжаю тянуться к его отчаянию, хотя чувствую, как он прижимается ко мне.

Ему удается отвлечь меня, но, как бы хорошо это ни было, ощущения от трения о него недостаточно. Я ворчу от разочарования в его губы.

"Используй свои слова, Чепмен".

"Прикоснись ко мне".

Нарочито легкомысленный, он сильно щиплет меня за сосок, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

Я скребусь о его ногу, слишком заведенная, что могу устроить истерику. "Прикоснись ко мне как нужно".

"Покажи мне, что ты имеешь в виду".

Он ослабляет хватку на моих руках, и я, не теряя времени, просовываю одну из них в шорты.

"Ну, я не смогу увидеть, если ты будешь делать это вот так". Он говорит.

Я немного спускаю шорты — ему очень нравится видеть меня в не совсем чистой одежде, как будто я слишком тороплюсь, чтобы он снял ее полностью, — и возвращаюсь к круговым движениям по влажному хлопку трусиков. Его кадык подрагивает, а глаза пытаются решить, на чем сосредоточиться — на моих пальцах или на лице.

"Пожалуйста", — шепчу я, но он завороженно качает головой.

Раздраженно хмыкнув, я свободной рукой нащупываю его карман и достаю презерватив, который, как я знаю, всегда был при нем с той первой ночи вместе. Если мне удастся достать его и разорвать, он не сможет долго дразнить меня.

Он позволяет мне порыться в кармане, но там пусто. Я проверяю и другой. Ничего. Его улыбка настолько коварна, что я готова раствориться в луже.

Он прекрасно знает, что мы уже исчерпали мой запас. Я выкупила остатки заначки Валентины, как только смогла.

Она не задавала вопросов, а я не собиралась отвечать на них. Он тоже пошел и взял свое, и я знаю, что мы определенно еще не разобрались с этим. Он сделал это специально.

Я зыркнула на него. "Что за черт?"

"Ты такая милая, когда злишься".

"Харви", — рычу я, провоцируя его на то, чтобы он взял меня за шею. Я мурлычу от удовольствия, когда он предупреждающе смотрит на меня.

"Ты такой милый, когда злишься".

Я дразню его его же словами.

В следующее мгновение его средний палец входит в меня, шелковистый от моей потребности.

"Это то, чего ты хочешь?"

Я отчаянно киваю, не в силах вымолвить ни слова от нарастающего удовлетворения, которое проносится во мне под колеблющимся давлением его пальца.

"Тогда что ты должна сказать за это?"

"Спасибо, — прохрипела я, напрягая мышцы.

Грохот распахивающейся двери обрывает мой оргазм, как песня, пропущенная в тот момент, когда вот-вот начнется припев. В комнату врывается топот обуви и смех, а затем скрип прижавшихся друг к другу губ.

Я должна быть в ярости от боли, раздирающей мои внутренности. Мы должны паниковать, боясь быть пойманными. Но обе эти эмоции затмеваются чем-то другим. Что-то новое.

Мы спрятаны достаточно далеко, чтобы нас обнаружили, только если они проделают весь путь сюда — а этого, судя по всему, не произойдет. Ослабленный напор Оскара вновь становится мощным при уменьшающейся угрозе разоблачения. Он вскидывает бровь: — Это то, чего я хочу?