ответа, жал на измученного парня. И Иностранец не выдержал:

– Она мастерски изготавливала подделки, копии известных скульптур. Лидия была великолепным копиистом. Бюст Аполлона, богиня без головы Ника, «Медуза» Бернини, мадонна Брюгге, бюст Нефертити, «Вечная весна» Родена. Эти скульптуры были похищены нацистами, потом найдены или утеряны навсегда. Это не имело значения. Мы выдавали подделки руки Лидии за оригинал, рассказывали покупателям легенду, что скульптуры были найдены при раскопках или в руинах черными копателями. Коллекционеры из Европы, Америки, Азии были счастливы приобрести такую жемчужину для своих частных коллекций. Тем более с вывозом из страны не было проблем. Сначала по документам скульптуры переправляли как копии известных скульптур, хорошие, но копеечные подделки. А потом покупатель получал пакет документов от оценщика и эксперта, что скульптура подлинная. Даже независимая оценка не могла доказать ложь, Лидия сама подобрала рецептуру алебастра, сама делала сырье, так чтобы при экспертизе состав гипса казался многолетним. Все были довольны. Она зарабатывала деньги за свое творчество, коллекционеры приобретали редкие предметы искусства и хвастались ими в узком кругу, а я вырвался из нищей жизни художника. Впрочем, и Лидия тоже. Но после ее смерти… покупатели были, а вот подобраться к скульптурам не получалось. Хотя я точно знал, что они есть в мастерской. Лидия была очень умна и предусмотрительна, просчитывала каждую мелочь. Творческая личность и при этом очень практичный ум. Когда она узнала свой смертельный диагноз, то целыми днями ваяла эти копии, чтобы обеспечить своего мужа на много лет вперед. Я видел это своими глазами, приходил к ней в мастерскую, где она проводила почти все свое время. От нагрузок и болезни у нее пальцы стали уродоваться, но Лидия продолжала работать на износ. Стала носить перчатки, чтобы скрыть язвы и разбухшие суставы. Ее ничто не могло остановить, даже смерть. Последнюю фигуру она изваяла за неделю до смерти. Лидия сама дала согласие на продажу ее скульптур, пригласила к себе домой, когда уже не могла вставать. Мы договорились, что я буду продавать по две фигуры в месяц, половину от сделки отдавать ее мужу. Я был уверен, что тот в курсе нашей договоренности. После похорон, когда я попытался поговорить с ее мужем, объяснить ситуацию, он не стал меня даже слушать, просто выставил вон. На все попытки отвечал отказом, даже дверь не открывал. Я терял деньги, покупатели злились и портили мою репутацию. Да и я не знал, что делать, ведь столько лет хорошей жизни вместе с Лидией прошло, большие деньги, достаток стали привычными. А потом… появился старик. Я не знаю его имени, не знаю, кто он. Возник из ниоткуда, имени своего не назвал, просто однажды принес в антикварную лавку, где проходила оценка и заключались наши сделки, скульптуру руки Лидии. Это была статуя Родена, вернее, ее идеальная копия. Сделка состоялась, и старик забрал себе половину денег. С тех пор четыре года подряд он приносил раз в три месяца одну из скульптур и забирал половину гонорара за нее. Так продолжалось долго, запасы в мастерской были огромные. Несколько раз мы пытались узнать, кто он, отправляли Сивого следить, но так и не добились правды. Старик ни разу не был дома у Журиных, всегда после сделки садился в автобус и уезжал куда-то за город. За много лет нашего бизнеса мы так и не смогли узнать, кто он такой. Я хотел напугать его или заставить силой рассказать, как он получает произведения Лидии, но боялся, что потеряю свой бизнес. Старик был единственной ниточкой, которая шла к наследству Журиной. Последние полгода старик вдруг перестал появляться, я сам дежурил у дома, отправлял несколько раз Сивого. Мои ребята вскрыли квартиру, когда ее муж умер. Они не успели ничего там взять, там было, было оно! Голоса, крики из стен, из воздуха. Они сбежали оттуда и отказались идти на дело. Я хотел сам сначала. Но когда увидел ее, то сбежал! Поэтому нанял Слона!

Горюцкий трясся теперь так, что еле мог выговаривать слова:

– Я… я видел ее саму. Лидию! Она стояла у окна! Я сам следил за квартирой, сам продумывал, как достать скульптуры. У меня заказы на миллионы! И она была там. Она была! Она… она инсценировала свою смерть, сделала так, чтобы все в нее поверили. Лидия смогла бы так сделать – обмануть всех, заставить поверить в ее смерть. Но зачем? Зачем? У нас ведь так хорошо все шло! А?

Взгляд у Горюцкого стал совсем стеклянным, он в безумии вращал глазами и крутил головой по сторонам:

– Она… она вас подослала? Да?! Это Лидия?! Она здесь? Зачем… зачем она прислала полицию? А? Что она хочет? Уничтожить меня? За что? Я ведь был в нее влюблен, глупый мальчишка, она же мной, как собака – косточкой, играла. Если бы не она, то я не стал бы заниматься подделками. Дальше бы творил никому не нужные скульптуры. Жил бы в нищете, но без вечного страха. Он каждую ночь меня мучает, я не могу уснуть, я боюсь потерять все. Нет радости никакой от этих денег. За что, за что она так со мной? За что сделала таким несчастным? Она ведь знала, знала, что эти деньги принесут несчастье. Она все всегда знала, всегда! За что она наслала мне это все? Лидия, за что ты меня мучаешь?!

Речь бандита становилась все больше и больше похожей на бред. Мужчина крутил головой, согнувшись над краем лодки. Он захлебывался в стонах и рыданиях, дергаясь всем телом в спазмах истерики. Гуров не выдержал и крепко выругался. Да что это такое! То Исаева бредит привидением, теперь этот мошенник рыдает о каких-то мучениях из-за мертвой Лидии. Все его свидетели больше напоминали безумцев в палате психиатрической больницы, чем хитрых расчетливых преступников. Он прошел в воду по пояс, оторвал от лодки рыдающего Горюцкого и выволок того на берег. Словно мешок с мусором, мокрый бандит осел у самой кромки, дальше продолжая завывать и плакать. Лев решил, что Иностранец безопасен в таком состоянии, поэтому попытался взобраться на склон, чтобы прикинуть расстояние до завода. Ему придется как-то конвоировать обратно пойманного беглеца, потому что без телефона не подать сигнал ребятам. Теперь, в мокрой одежде, он уже не чувствовал тело от холода, пройти самому и еще протащить преступника по дороге в полкилометра казалось сейчас чем-то нереальным. Но надо двигаться, скрутить рыдающего Горюцкого и вести по той же тропинке, что привела их к озеру, а потом сдать наряду