случай не имелось, да и было лишним. Чтобы на первое время самоубийство выглядело правдоподобно, Пахряеву предстояла ночью изготовить из нательной рубахи, разодрав ту по швам, висельный жгут достаточной длины. Убедив Лошака повеситься, передать урке готовую петлю и рваные лоскуты, в обмен на собственное белье арестанта.

А потом, удостоверясь, что Конюхов похарчился, следует хитростью покинуть пост и сбежать из оперативного пункта. В шестнадцать часов Ширяев будет ждать бойца в кустах, на задах стройучастка, где передаст тому новые документы, нужные адреса и обещанное вознаграждение. Ну, и естественно, пусть парень подготовится к полной перемене собственной жизни. Денег солдату и так перепало дай бог каждому… так что не пропадет… А за мать пусть не беспокоится, пусть за старушкой заботится сестра, живущая в соседней деревне. Потом той Ширяев подкинет деньжат, якобы Виктор переслал… Таким образом, выбора у парня нет… Уж лучше будет так, а не хуже…

С Виктором Пахряевым, рядовым бойцом кречетовского оперативного пункта дорожного отдела, Роман Денисович познакомился с год назад. Прошла только неделя, как Германия напала на Россию, немецкая армия быстро продвигалась на Восток. 28 июня русские сдали Минск, 30 июня сдали Ригу. Немцы прорвали линию Сталина по старой границе, началась эвакуация из Москвы оборонных предприятий и государственных учреждений.

Пахряева, приписанного к НКВД, на фронт не мобилизовали, так как у сотрудников транспортного управления в разы прибавилось работы, и каждый боец был на счету. Виктор, конечно, понимал, что судьба благосклонна к нему. Одно дело рыскать по составам, выискивая подозрительные личности, прочесывать станционные пути, брать за химок отставших от эшелона солдатиков и конвоировать задержанных граждан в городской отдел. Другое дело подставить собственный лоб под шальную пулю в открытом бою. Да и поек и льготы в оперативном пункте подходящие, получше комендантских и милицейских, — полный карман. Так что парень с маманей не сильно бедствовали, даже подкармливали семейство сестры, жившей неподалеку. Сестрина мужа тракториста МТС, разухабистого весельчака и злостного матерщинника сразу забрали на фронт. Ясно дело — в танковые части, где зять и сгинул, похоронка пришла в лютый декабрь, когда еще было не ясно, устоит ли Москва или нет. Но это будет позже. Люди втянулись в тяготы военных будней, стали свыкаться с чужой болью и горем. Да и своя беда, на фоне всеобщей скорби и неопределенности, считалась уж не столь фатальной.

Было начало июля, казалось природа назло людским страданиям, вопреки страхам и ужасам, привнесенным войной, отдаривала человека прелестью земного бытия. Вот и Виктор, чтобы утолить томившую в жаркий полдень жажду, заскочил в орсовскую столовую — попить пивка. Тогда еще не истощились довоенные пивные запасы. Солдат предусмотрительно взял сразу две кружки. Парень не обратил внимания, что за соседний столик подсел пожилой железнодорожник, в парусиновом белом кителе.

Само собой откровенно разговорились, расслабились в легком пивном подпитии. Железнодорожника звали Романом Денисовичем, тот показался солдату начитанным, необычайно умным и отзывчивым человеком. Виктор безудержно разболтался, забыл плакатную истину «Болтун находка для шпиона». Да и о чем речь, ведь собеседник, судя по шестиугольникам в петлицах, благопристойный советский человек…

Вот и состоялось, невольное шапочное знакомство… Но уж, как так получилось, что они стали часто видеться, даже слишком учащенно для глаз непредвзятого человека. То, проходя мимо, Роман Денисович окликнет парня, вышедшего из подвала кутузки погреться на солнышке. То встретит на станционном перроне, в ожидании пригородного «литера», предложит закурить дорогих папирос. То махнет рукой на станционном рынке, когда Тэошники шерстят солдат, застигнутых в самоволке. Потом, само собой завязались приятельские отношения. В августе Виктор пригласил инженера к себе домой, пообещал нарвать корзину яровых груш, необычайно сочных и сладких. Ширяев пришел с выпивкой и закуской… Крепко кутнули тогда. Роман Денисович дал парню рабочий телефон — «звони малый коли что…» И Виктор стал названивать, так, по ерунде… уж дюже запал в душу обходительный старший инженер паровозного депо. Тут и разница в годах не помеха, коли к пацану относятся с уважением, как к ровне. Потом Ширяев приехал к Пахряеву за созревшими яблочками. Впрочем, «плодстройские» сады у него под боком, но негоже серьезному человеку воровать казенное добро, хотя кречетовцы не считали это зазорным — яблок кругом завались. Опять выпивали, опять разговаривали за жизнь. Пахряев, не придав тому никакого значения, по-приятельски, рассказал Ширяеву особенности секретной работы оперативного пункта. Будучи сильно нетрезв, разболтал в мельчайших подробностях… а конкретно эти детали и интересовали Альберта Арнольда.

Ну, а дальше… Чем дальше в лес, тем больше дров… Ширяев методично взялся настраивать наивного парня против впитанных с раннего детства, с молоком матери, советских порядков (Виктору к тому времени стукнуло уже двадцать шесть годков). Пахряев, развесив уши, внимательно слушал пожилого наставника. А потом, как полный дурень, стал соглашаться и даже язвить против власти, которая вскормила безотцовщину. То ли попал под гипноз, то ли по собственной природе был заведомый вражина. Таким образом, за полгода немецкий разведчик Альберт Арнольд сделал из бойца органов НКВД законченного контрика.

Дальше-больше, чисто по-дружески Ширяев взялся ссужать сотрудника ДТО деньгами, поначалу давал на выпивку, на баб. Потом подкинул деньжат на костюм, на пальто… Малый доволен, а что — хорошо жить не запретишь… Теперь парень позволял себе многое, к примеру, завел любовниц и в поселке, и в городе. Как говорят — окончательно съехал с колес… Задача достигнута… «коготок увяз — всей птичке пропасть», — лучше и не скажешь.

И стал Пахряев Виктор Семенович, пятнадцатого года рождения, комсомолец и боец внутренних войск предателем Родины. Превратился в наймита агента Абвера и уже ничего не пытался изменить в жизни, да и Роман Денисович однажды доходчиво объяснил, что теперь у парня нет обратного хода назад. В противном случае — только стенка. Да и еще, Витек с ужасом осознавал, что перед неминуемым расстрелом — предателя так отделают, так поизгаляются, что лучше бы мама родная на свет Божий не рожала.

Глава 9

Домой Роман Денисович добрался в полной, а точнее сказать, в кромешной тьме. Осторожно ступая по рассохшейся скрипучей лестнице, чтобы не разбудить бдительных соседей, поднялся на второй этаж и также неслышимо отпер загодя смазанный замок квартирной двери. Не включая электричества, наглухо задернул плотные гардины на окнах и только, потом стал разоблачаться. Да уж… день сегодня выдался длинным и необычайно насыщенным. Пора ложиться спать, не зря русские говорят «устал как собака», но, увы, не все сделано на сегодня…

Ширяев сдвинул, прислоненную к стенке печки-шведки тумбочку с кухонной утварью,