Четверг, 1 ноября 2018

Это был простой рыбацкий дом, один из немногих, что все еще выходили фасадом на Бискайский залив в районе порта Мундаки. Фасад нуждался в свежей штукатурке, отслаивающиеся хлопья портили сияющий белый цвет, который так хорошо сочетался с зелеными окнами. Дверь тоже была зеленой, наверняка как и корпус семейной лодки, если у них есть лодка. Да, в таком доме она должна быть. Вероятнее всего, обычная рыбацкая лодка, как у всех в Мундаке.

У Хулии от беспокойства сводило живот. Правая рука нерешительно потянулась к дверному звонку. Фамилия на обратном адресе письма, изъятого у монахинь, не оставляла сомнений: там может быть ее родная мать. Она медленно сделала глубокий вдох, но узел внутри так и не ослаб.

«Ты любила меня? Ты когда-нибудь любила меня? Почему ты бросила меня?». Вопросов становилось все больше. Сможет ли она задать их вслух?

Звук дверного звонка прервал утреннюю тишину. Это был пронзительный, даже раздражающий звонок, и с другой стороны двери быстро послышались шаги.

— Кто там?

Хулия пыталась расслышать знакомые нотки в голосе. Он был мягким, слегка приглушенным годами, но все равно приятным. В нем слышалось понятное беспокойство: не часто кто-то звонит в дверь, когда на дворе еще и восьми утра нет.

— Анабель, здравствуйте. Меня зовут Хулия Лисарди. Я хотела бы поговорить с вами.

— Хулия? — Пауза. — Вы тоже продаете туры? Мне ничего не нужно, спасибо.

Хулия дотронулась до дверной ручки. Та была холодной и влажной от ночной росы.

— Подождите. Я из полиции, я просто хочу задать вам несколько вопросов.

— Еще вопросы? Я разве недостаточно подробно ответила вашему напарнику?

— Нужно прояснить несколько деталей. — Оставалось надеяться, что она задаст не те вопросы, которые уже задали Сестеро или Айтор.

Женщина не отвечала, ей никто не открыл. Судя по звуку шагов, она отошла от двери. Затем на ближайшем окне приподняли занавеску, и показалось лицо, с подозрением изучавшее ее. Хулия вежливо улыбнулась и показала удостоверение личности. Она знала, что не должна была этого делать, это не официальный визит, она пришла по личному делу. Она женщина, которая ищет ответы, и ничего больше.

С другой стороны двери снова послышались шаги, и Хулия оказалась лицом к лицу с той же женщиной, которую она ранее видела в окне. Низенькая, с усталым видом и моложе, чем ожидала Хулия. Сколько ей лет, пятьдесят три, пятьдесят пять? Едва ли старше.

— Egun on. Простите мое недоверие, но я одна, а сейчас никому нельзя доверять, — сказала она, оглядев улицу. Только удостоверившись, что Хулия пришла одна, она расслабилась. — Чем я могу вам помочь?

Хулия едва могла говорить. Она изучала каждую черточку, каждое выражение на лице этой женщины, которая могла оказаться ее матерью. Она не так представляла себе эту встречу. На самом деле она не представляла себе этого вообще, но то, что она представилась полицейской, сломало определенные барьеры и воздвигло другие, более личные.

— Вы родили дочь в монастыре на площади Фуэрос? — спросила Хулия с места в карьер. По-другому не получалось, у нее не было сил выбрать другие, более обтекаемые слова.

Всего за пару секунд женщина словно бы постарела на несколько лет. Прошлое, которое она, наверное, всю жизнь пыталась похоронить, только что обрело силу и яростно встряхнуло ее.

— Заходите, — сказала она, пропуская Хулию. Прежде чем закрыть дверь, она еще раз убедилась, что на улице больше никого нет.

Едва войдя, Хулия почуяла уютный аромат свежесваренного кофе. Вход на кухню располагался сразу за прихожей, на плите дымился кофейник.

— Я уже говорила вам. Вы ищете не меня, а мою сестру Бегонью, — сказала хозяйка, открыв шкаф и вытащив оттуда желтый конверт со старыми фотографиями. — Садитесь.

По позвоночнику Хулии пробежал странный разряд. Что это — разочарование от того, что она все еще не нашла свою мать, или облегчение от того, что время душераздирающих вопросов еще не пришло? Скорее всего, все вместе.

— Я нашла эти фотографии после посещения другого полицейского. Я так растрогалась. Уже много лет я ни с кем не говорила о Бегонье.

— Я бы хотела услышать историю, которую вы рассказали моему напарнику, еще раз, пожалуйста.

Налив две чашки кофе, Анабель села за стол. Дрожащими руками она вытащила из конверта фотографию молодой девушки, чуть старше пятнадцати лет, которая улыбалась в камеру, сидя на качелях. Это была Бегонья. Сделав глоток, Анабель вздохнула и отпила еще кофе. Хулии не терпелось узнать больше, но она не торопила хозяйку.

— С тех пор наша семья никогда не была прежней, — начала она. Она не сводила взгляда с чашки, звонко помешивая кофе ложкой. Хулия взяла фотографию, пытаясь найти сходство с лицом, которое она видела в зеркале каждое утро. — Скажу даже так: мы больше никогда не были одной семьей. Эти шрамы так и не затянулись.

Хулия открыла рот, желая узнать подробности. Что именно произошло? Где ее сестра? Ее заставили избавиться от ребенка или это было добровольное решение?

Но она промолчала. Что-то подсказывало ей, что лучше дать Анабель выговориться. Этой женщине требовалось освободиться от бремени, и не было лучшего способа получить информацию, чем слушать.

— Для меня Бегонья была всем. Она была на четыре года старше. Представь, что это значит для ребенка. Когда она исчезла, мне было тринадцать. Вместе с ней пропало зеркало, в которое я смотрелась. Клянусь, я ненавидела своих родителей за все это. Я ненавидела их от всей души.

Исчезла? Хулия перестала слушать, все ее внимание сфокусировалось на этом слове. Бегонья Ларсабаль Вилья, женщина, которая могла быть ее матерью, исчезла? Она вспомнила письмо, которое обнаружила в Библии в монастыре, и вздрогнула.

— Тогда были другие времена. Нас было пятеро: две сестры и трое братьев, — продолжила Анабель после очередной порции вздохов и глотков. — Разница была ужасной. Они были свободны, мы — нет. Мартин, Хосеан и Хосе Мари могли входить и выходить из дома, когда им было удобно, а мы с Бегоньей должны были отчитываться обо всех своих действиях. Они могли пойти с девушками куда угодно, а мы должны были буквально умолять, чтобы нам разрешили пойти с другом на прогулку. Сейчас трудно представить себе что-то подобное. Другие времена… — Анабель грустно покачала головой. Она смотрела в окно, но не видела рыбацкую лодку, возвращавшуюся в порт. Нет, ее взгляд уходил гораздо дальше, в туман воспоминаний, от которых ее губы скривились в гримасе боли. — И в том мире, настолько несправедливом к женщинам, Бегонье не повезло забеременеть. Можете представить себе остальное…

Ком в горле Хулии не позволял ей сглотнуть. Она легко могла представить себе те испытания, которым подверглась ее мать за то, что запятнала репутацию семьи, потому что теперь она была уверена, что это была именно Бегонья, улыбавшаяся ей с фотографии в ее руках. Она так глубоко переживала из-за картины, нарисованной Анабель, что даже не рассматривала вариант, что ее матерью может оказаться любая из трех других женщин, которых ей до сих пор не удалось найти.