помнишь отлично и с нежностью. В общем, живет он в Коннектикуте с женой. У них шикарный домик на Бак-Айленде, и обычно они там проводят почти все лето, но случилось так, что миссис Спенсер ожидает в июле их первого ребенка. Сейчас они там, на острове, и рассчитывают вернуться через пару недель. Надеются опять туда поехать, если все будет хорошо. Может, в августе, с кем-нибудь из родственников поменявшись. Но мы можем там оказаться на две недели, начиная с пятого июля. Кстати, с собаками можно, у них у самих два мопса. Подойдет?

– Две недели? – Она думала, что у него такое не получится. И две недели… – А что мне со всем этим делать?

Он проследил за ее взглядом, оглядел сад.

– Я бы сказал, мы оба знаем достаточно людей, которые за ним присмотрят, особенно если им разрешить таскать помидоры или что-там.

– Я никогда еще не уезжала на две недели. Ну, так чтобы подряд и чтобы это не было связано с работой.

– Сможешь там работать, как и я, если надо будет. Тренажерный зал там есть.

– Вот сейчас ты манипулируешь.

– Свой бассейн рядом с океаном. Место тихое, пляж, виды. Хочешь больше суеты – едешь в Нэгс-Хед или Миртл-Бич.

– Не нужна мне суета. Описание восхитительно.

– Возможный минус: ехать долго. С двумя детьми и двумя собаками.

– Я люблю детей и собак.

– Я заметил.

– А твои дети не будут возражать?

– Они тебя любят. А еще и пляж…

– Заманчиво.

Две недели на берегу моря и… и ничего. Она себе не могла этого представить.

– Если они согласны – точно согласны, – я участвую. Если нет, ты все равно должен с ними туда поехать. Такую возможность упускать нельзя.

– Я с ними поговорю, но я их знаю. Они будут за.

– Тогда окей. Пойду картошку проверю.

– А я разберусь с салатом. Ты какую прожарку любишь?

– Уж если мне предстоит съесть кусок мяса, так пусть будет с кровью.

– Вот это разговор.

Они впервые вместе приготовили еду и стали есть на крыльце, глядя на спускающееся к западным горам солнце. Говорили о детях Райлана, о молодежном центре, о работе Райлана и Эдриен. Так просто и так чудесно было говорить обо всех таких важных повседневных делах.

– Картошкой всегда будешь заниматься ты.

Насытившийся Райлан откинулся на спинку стула, держа в руках бокал.

– Я потрясена твоим искусством готовить салат и жарить мясо. А я – Риццо и такими словами не бросаюсь.

– Ты погоди, пока попробуешь макароны с сыром в моем исполнении. Из коробки, – добавил он, увидев, как у нее сузились глаза. – Рецепт моей матери.

– Джен, помнится мне, макароны с сыром готовит исключительно.

– Видишь? Включаю в наше пляжное меню. – Глядя на нее, он разлил остатки вина. – Мне очень нравится твое лицо.

Она, довольная, подперла рукой подбородок.

– Правда?

– Типы лиц и тел меня интересуют по очевидным причинам. Твое лицо я начал рисовать, когда мы еще были детьми.

– В самом деле?

– Для тренировки. Много рисовал Майю. Обычно приделывал ей дьявольские рога или раздвоенный язык. У твоих дедушки с бабушкой такие были хорошие лица. Иногда я сидел в «Риццоз» после школы, когда мама была на смене, и пытался рисовать лица посетителей. Рисовать персонажи с масками или в капюшонах легче, так что я хотел потренироваться. Вот интересно, не был ли я уже тогда неравнодушен?

– К искусству? Наверняка.

– Нет, к тебе. Ну, хоть слегка. Мне кажется, я тогда рисовал Касси – помнишь Касси? – как девушку-змею, потому что она была изворотлива. Не то чтобы я это ей ставил в вину – даже восхищался. Но у тебя я просто рисовал лицо. Так что, может, был неравнодушен уже тогда. Но теперь точно.

Она потянулась к его руке:

– Это радует, потому что у меня то же самое.

– Когда тебя нет рядом, я люблю думать о тебе. Что она сейчас делает? Может, я выгляну в окно, а она как раз идет Тишу навестить. Или я поеду в магазин и увижу, как она бегает. Я не знал, что снова буду способен на такие чувства. И что мне захочется, чтобы они были.

У нее сердце замерло в груди на миг. Она встала, потянула его за руку, чтобы он поднялся тоже.

– Я думаю, мы сейчас занесем посуду внутрь, сложим и оставим на потом.

– На потом – это мне нравится.

– А нашим самым лучшим собачкам дадим жевательную кость, пока пойдем наверх.

– Они ее достойны.

– А потом… – Она придвинулась к нему, лицом к лицу. – Потом мы разберемся с посудой перед тем, как будем пить капучино на веранде, глядя на огни Трэвелерз-Крик и слушая тишину перед тем, как снова подняться наверх.

– Чудесная программа, – тихо сказал он и поцеловал ее. – У меня мешок есть в машине.

– И его тоже потом достанешь, – улыбнулась она. – Собаки и посуда, а потом я хочу быть с тобой. Только с тобой, Райлан.

Глава 23

Когда Эдриен проснулась утром, свернувшись под боком у Райлана в середине кровати, снаружи лениво шлепал дождь. Его ровное бормотанье звучало музыкой. Свет – мягкий, спокойный, серый – будто плыл, и тюлевая занавеска переливалась в шепчущем в открытые окна ветерке.

В другое время она бы могла сказать, что день мрачный, просто сырой и мрачный. Но сегодня он казался романтичнее Камелота.

И она прижалась к Райлану всем телом, всей кожей, губами трогая его лицо, ощущая колкость утренней щетины. И почувствовала, как он твердеет, упираясь в нее, и увидела, как открываются заспанные зеленые глаза.

– Доброе утро, – шепнула она.

– Утро, полное возможностей.

– Вероятностей, – поправила Эдриен, запустила пальцы ему в волосы, притянула к себе его голову в поцелуе.

Ей хотелось жара – и она его выпустила, позволила ему разойтись, раздуть мигающие угольки в искры, чтобы эти искры зажгли медленное, ровное пламя.

Она уселась на него сверху, чтобы вести, управлять, доставляя себе наслаждение – зная, что и он испытывает ровно то же самое удовольствие. Сильные руки, блуждающие по ее телу, ускорили ее пульс, ритмичную партию ударных в музыке дождя. Губы скользили по губам, усиливая стук ее сердца, и он был как эхо сердца Райлана. Она хотела ощутить Райлана на вкус – горло, подбородок, твердая линия плеча.

И снова его рот, чудо ощущения соприкасающихся языков, зубов. Легкий, дразнящий укус, стон с придыханием в ответ. И этот вкус, наполняющий все ее ощущения, сливающий их в одно сплошное удовольствие.

Они встретились взглядами, не сказали