– Не знаю. Но Рейчел думает, что найдет еще. Господи! – Ее передернуло. – Самое старое из найденных убийств случилось около двенадцати лет назад. Меньше чем через год после первого стишка.

– Потом он от трех лет перешел к двум. Все шансы за то, что он не прекращал своей деятельности на пять лет. К сожалению. – Райлан взял ее за руки. – Понимаю, что звучит это слишком прямолинейно…

– Нет-нет, как раз так мне сейчас и надо. Прямо, логично, без лишних слов. Никки Беннетт сейчас в дороге, едет с очередной точки, так что Рейчел придется подождать разговора с ней. Как минимум несколько дней, пока Никки заедет на другие точки, посмотрит, как там идут дела, даст импульс или что она там делает. У нее такая схема работы. А Рейчел тем временем идет по списку.

– Сам терпеть не могу, когда мне говорят со стороны, как делать мою работу, но не надо ли ей это все передать в ФБР или местную полицию?

– Она планирует это сделать. Рассчитывает за неделю собрать достаточно, чтобы передать им материал, с которым они смогут работать. Связь она установила – все они в списке Кэтрин, – но они работали и жили в разных местах, друг друга не знали, убиты различными способами. Никто из них, как пока что показывает расследование, не получал никаких угроз. Никаких писем в стихах.

– Она должна их убедить, понимаю. Меня она убедила.

Взяв бутылку, она налила доверху его бокал, потом свой. Дымящийся гриль, бабочки, собаки, вино. Что-то нормальное, чтобы уравновесить ужас.

– Чего не сказала она и не говоришь ты, так это вот что: стихов они не получали, потому что в фокусе не они. Не из-за них был разоблачен их отец, не из-за них он погиб, не из-за них покончила с собой их мать. Может быть, они – просто какая-то жуткая тренировка. Или способ снять стресс, чтобы продлить финальный акт.

Он замолчал на секунду, просто взял ее руки в свои.

– Я знаю, что ты не чувствуешь с ними никакой связи, да и с чего бы тебе ее чувствовать? Но думаю, что автор этих стихов чувствует с тобой связь. Вы родня, вы единокровные. И ты значишь для него больше. Ему или им нужно твое внимание, нужно, чтобы ты о них знала.

– Но я ж не знала, кто посылает стихи.

– А это должно стать огромным откровением. Письма, в особенности о добре против зла, и промежутки между ними. Ты должна вдумываться в мотивацию, действия, реакции. Почему этот персонаж поступил на этот раз так? Да, это всего лишь комиксы, но…

– Не надо «всего лишь». Ты пишешь хорошие истории с многомерными сложными характерами.

– Спасибо на добром слове. Я от этого не становлюсь Фрейдом или Юнгом, но это наводит – или должно навести тебя на мысль не только о том, что создает героя, но и что создает злодея. Чего они хотят, что им нужно? Вот сейчас из моей позиции я вижу: женщину, которую можно обвинить. Женщин.

Она нахмурилась, приподняла бокал, задумавшись.

– Женщин как вид?

– Думаю, что да. Вот та женщина в мотеле. Ее ждали в машине, чтобы убить. Но никто не тронул того, с кем она мужу изменяла. Где он был?

– В отчете Рейчел сказано, что он оставался в номере, когда это случилось. По его показаниям, он принял душ, оделся и увидел, выйдя, что ее машина все еще здесь. Он подошел и увидел ее. Тогда он позвонил и сообщил в полицию. Его тоже проверили.

– Значит, убийца, если бы хотел, мог войти в номер, постучав, и пристрелить этого мужика. Если все дело в измене, так почему нет? Но тут дело было в женщинах, они были виноваты. Не отец, который изменял жене направо и налево, а женщины, с которыми он это делал.

– Человекоубийственная мизогиния. Ты думаешь, что это сын?

– Не обязательно. Есть много женщин, ненавидящих женщин.

– Правда, – признала Эдриен. – Горько, но правда.

– И это у нее работа, требующая разъездов, так что она может рассылать стишки из разных мест. Или один из них, или оба. Но я думаю, твоя детективша отлично во всем этом разберется, и скоро это все будет уже позади.

Она молчала, прихлебывая вино и глядя на дымок над грилем.

– Вот что я думаю, – сказала она после долгой паузы. – То, что есть человек, готовый со мной это обсуждать, а не старающийся отодвинуть проблему в сторону, чтобы меня защитить, помогает мне ее отодвинуть в сторону. И то, что кто-то верит, что все это останется позади, помогает мне верить в то же самое.

Потом она пожала плечами.

– Ну, а женщины во всем виноваты, черт побери, еще со времен Евы. Интересно, знают ли они, что мяч этот ввела в игру их мать.

– Если знали, то это было не самоубийство.

– Что? – спросила Эдриен, вздрогнув.

– Прости, слишком за уши притянуто.

– Нет, погоди. Боже мой! – Она села ровнее, беря себя в руки. – Тут же тогда получается смысл, хотя и жуткий. Она – их мать, женщина, – предала их отца. Если мы крепко держимся того, что виноват в изменах не он, а женщины, бывшие с ним, то она его предала. Если бы она продолжала смотреть сквозь пальцы, у них бы оставался отец, вся прежняя жизнь, и все было бы просто чудесно. А насколько легко подсунуть таблетки человеку, от них уже зависимому? Просто давать ей больше и больше, пока не заснет совсем.

– И вот она уходит в вечный сон. Блаженная смерть. Без насилия – она их мать. Они одной крови.

– Месть начинается со своей крови и ею же заканчивается – мною. Это ничего не меняет, но чем-то это полезно – понимать, как все могло начаться и развиваться.

– Вполне может быть, что я ошибаюсь. Но сейчас это мне дает какую-то почву. Если кто-то тебя хочет убить, тебе будет интересно, почему. Я хочу обо всем этом поговорить с Рейчел. Завтра. Сейчас есть очень много вопросов, но давай на сегодня их оставим.

– До той минуты, когда ты захочешь к ним вернуться. Невозможно растить детей, вести бизнес и искать место в жизни, не разобравшись в ее обстоятельствах. А сейчас – хочешь, расскажу тебе о пляжном домике на Бак-Айленде в Южной Каролине?

Ей понадобилась еще минута, чтобы переключиться.

– Ты и правда что-то нашел сейчас, в разгар сезона?

– Связи. Помнишь моего друга Спенсера?

– Что-то такое вспоминается.

– Я ему навру и скажу, что ты его