утро» к своим другим достижениям. Когда приходит время расходиться на ночь, и толпа неохотно старается оторваться от магнитного присутствия велосипеда, я замечаю необычайную степень таинственного шепота и подавленного веселья, происходящего среди них. Затем они начинают медленно выходить из двери с «языковой личностью» во главе. Когда этот образованный человек достигает порога, он поворачивается ко мне, делает салам и говорит: «Доброе утро» и все члены компании, вплоть до неудержимого подростка, которого минуту назад надели наручники за решимость крутить педаль, и который замыкает колонну, также делает салам и говорит: «Доброе утро».

Мне выдают одеяло, и я провожу ночь на диване ханы. Несколько бродячих комаров заходят в открытое окно и поют свои сирены вокруг моего дивана, несколько энтомологических образцов вырываются из их постоянного места жительства в подкладке одеял, чтобы напасть на меня и нарушить мои сны. Но более поздний опыт учит меня рассматривать мои сны сегодня вечером как относительно мирные и безмятежные.

Рано утром меня разбудил ропот голосов посетителей, собирающихся провожать меня. Мне наливают кофе, пока мои глаза еще не открылись, и пикантный запах яиц, уже шипящих на сковороде, поражает мои обонятельные нервы.

Хан-джи - оттоман и хороший мусульманин, и, когда я собираюсь уходить, я небрежно подаю ему свой кошелек и отодвигаюсь, чтобы он помог мне - вещь, которую я не стал бы делать с хозяином маленькой таверны в любой другой стране. или любой другой нации. Если бы он принимал меня в личном качестве, он чувствовал бы себя обиженным при любом намеке на оплату, но будучи khan-jee, он открывает кошелек и достает черик - двадцать центов.

Глава 13. Бей Базар, Ангора и Восток.

Через полчаса подъема по склонам, ведущим из очередной из узких долин, в которых расположены все эти города, наступает крутой подъем, за ним следует плавный спуск, идущий с небольшим перерывом на протяжении нескольких миль, вьющийся и выходящий в неровную равнину. Горные бризы дуют прохладно и волнующе, и незадолго до того, как я спускаюсь в маленькую долину Чархан, я прохожу несколько интересных скал с зубчатыми вершинами, вид которых сразу же возвращает мою память через тысячи миль земли и воды к знаменитым скалистым стенам Грин-Ривера, чему эти скалы почти аналог. Еще один пугливый юноша «встает на пятки» (испуганно удирает, американская идиома) когда я спускаюсь в долину и останавливаюсь в деревне Чархан, просто бесформенном скоплении грязных лачуг. Перед которыми, один из этих оборванцев-земледельцев торжественно возвышался над небольшой кучей того, что я, к сожалению, ошибся и принял за тыквы. Я говорю «к сожалению», потому что позже я узнал, что, весьма вероятно, что они были знаменитыми чарканскими мускусными дынями, широко известными своим изысканным вкусом. Сорт может быть выращен в другом месте, но, как ни странно, особый, тонкий аромат, который делает их такими знаменитыми, отсутствует, когда они растут где-либо за пределами этой конкретной местности. Предполагается, что это связано с некоторыми специфическими минеральными свойствами почвы.

Долина Чархан - дикий, странный регион, выглядящий так, как будто он обычно подвергался разрушительным ливням, которые отмыли великие старые горы от всего сходства с соседними хребтами. Они имеют мягкий сланцевый состав и выветренные элементы самых разных причудливых, фантастических форм. Это, вместе с такими же пестрыми расцветками, которые наблюдались вчера днем, создает удивительный вид, который не так легко забыть. Они «велики, мрачны и своеобразны», особенно они своеобразны. Почва самой долины кажется, грязью с окружающих холмов. Ручей дает воду, достаточную для орошения ряда рисовых полей, чей яркий изумрудный оттенок не теряет своей яркости от окружения стены бесплодных холмов.

Выйдя из этого интересного места, моя дорога пересекает мрачный, однообразный беловатый район - покрытые солнцем холмы, безводные и безмятежные на протяжении четырнадцати миль. Прохладный, освежающий бриз раннего утра рассеивался от восходящего солнца. Дорога продолжается довольно хорошая, и во время езды я не ощущаю жары. Но яростные солнечные лучи обжигают мою шею и тыльную сторону моих рук, окрашивая их в красный цвет и вызывая отслоение кожи через несколько дней, кроме того, что портит часть моего водозащитного костюма, прикрепленного сверху кофра Lamson. Мало того, что нужно совершить восхождение на холм, воздух сухой и вызывающий жажду, и еще до того, как пройдено четырнадцать миль, я достаточно перегреваюсь уже хочу пить, до такой степени, что не могу не думать ни о чем другом, кроме как напиться. Впереди на удаленном расстоянии наблюдается темный объект, характер которого неясен в мерцающем излучении нагретых холмов, но который при ближайшем рассмотрении оказывается финиковым деревом, желанным стражем в этих засушливых регионах, указатель жаждущему путешественнику на источник воды. У дерева я нахожу самый великолепный родник, выливающий по крайней мере двадцать галлонов восхитительной холодной воды в минуту.

Источник был огорожен и мраморный излив извергает круглую хрустальную струю, словно пытаясь компенсировать преобладающую засушливость и извиниться перед жаждущим путником за неприветливость его окрестностей. В нескольких милях к северу, среди ущелий запеченного солнцем горного отрога, можно увидеть ограниченную область пышной листвы. Этот заметный оазис в пустыне отмечает источник красивого придорожного родника, который пересекает естественное подземное русло между этими двумя отдаленными точками. Эти маленькие изолированные группы развевающихся деревьев, поднимающие свои зеленые головы над окружающим бесплодием, являются безошибочным признаком как воды, так и обитания людей.

Часто их можно увидеть внезапно, когда меньше всего ожидаешь, они приютились в небольшой низине высоко на каком-то склоне горы, маленькая темно-зеленая область выглядит почти черной в отличие от беловатого цвета холмов. Это буквально небольшие «оазисы в пустыне», и хотя на расстоянии не видно признаков человеческого обитания, а те грязные лачуги которые есть, не видны, так как соответствуют по цвету самим холмам, при более внимательном рассмотрении неизменно обнаруживаются исхоженные ослиные тропы, ведущие с разных сторон к месту, и, вероятно, всадник в белом тюрбане с осликом, медленно идущим по тропе. Жара становится почти невыносимой. Область безлесных, без тени холмов продолжает характеризовать мой путь, и когда в два часа пополудни я добираюсь до города Бей-Базар и делаю вывод, что тридцать девять миль, которые уже пройдены, - это предел моих сил на сегодня, учитывая жгучую жару, и нашел удобную для размещения хану. Там я обнаружил, что в то время, как укрытие от жары получить можно, о мире и тишине вообще не может быть и речи.

Бей-базар - это место с населением в восемь тысяч человек, и хана сразу же становится точкой собрания, как мне кажется,