только что провёрнутой тем комбинации покинул консультантскую на взвинченных чувствах. Поддавшись порыву этих самых чувств, он продолжал весь оставшийся день не скрывая выражать своё мнение относительно произошедшего с ним беспредела.

Но, как ни странно, дежурства настигли главного героя только во второй половине Бородовской недели, так как в её начале кто-то из пациентов гораздо острее нуждался в подобной терапевтической помощи. Штрафные дежурства вообще проходили как-то необычно. С одной стороны, Великий Магистр «подсыпал» терапии, прямо не жалея немолодого уже дежурного заставляя того мыть пол с добавлением моющих средств и тремя сменами воды, на что требовалось гораздо больше времени и что неминуемо влекло за собою групповой вылет с коллективными последствиями. Но услышав немедленное возмущение и обоснованную аргументацию со стороны обалдевшего от такого внимания к себе пациента вопреки своим обычаям Глеб не усложнил условия задачи, а отправил ему в помощь всех трёх девчонок. Причём изо дня в день ему и в дальнейшем кто-то то помогал то с уборкой комнат, то с мытьём посуды. Чаще всего это была Малина, которая за добрые дела брала с него конфетками не только для себя, но и для своих подружек ещё с тех пор, когда он был старшим поваром.

Пришло удачное время немного отвлечься от хода повествования и поподробнее рассказать об этой занимательной девушке. В городе у молоденькой, но уже закоренелой всеядной наркоманки оставались любящие мама с сестрой и маленькой дочкой якобы к которой она очень рвалась из деревни. Далеко не впервые оказавшись в реабилитационном центре, будучи и наслышана про безумные сроки пребывания в «Северном сиянии» и видя теперь всё сама воочию Малина прекрасно понимала, что «прилипла»305 здесь всерьёз и надолго, а история с её обриванием налысо ясно ей показала, что «проскочить на арбузной корке»306 в этом месте не получится. Она являла собой яркий пример представительницы «поколения Пепси», как именовал главный герой «выкидышей девяностых» к коим причислял и собственного пасынка с Читиной сестрой. Это человечество нового образца, абсолютно не обременённого такими рудиментами как честь, совесть и принципы с главенством пред всем остальным собственного блага, как оно себе это представляло. Малина фальшиво приняла навязанные ей здесь правила с одной лишь заветной целью – как можно скорей выбраться отсюда. При этом она наглухо загримировалась в выздоровленку говоря правильные речи и пытаясь совершать правильные поступки, но опытных людей, каковых на Первом было куда поболее чем на Пятом было не просто провести этими наивными штучками, тем более что тщательно скрываемая ею привычная наркоманская модель поведения периодически выскакивала наружу.

Занимая продолжительное время на Тортуге пост «заведующей столовой» и уже привыкнув вкусно кушать и оплачивать всевозможные услуги вкусняшками с общего, она сразу же после перевода на Первый подключилась к противостоянию старшего повара Доктора с лечебной командой естественно приняв сторону лекарей с прицелом самой порулить на здешней кухне. Выдавала она себя и свои намерения с потрохами, когда шибко активно начала делиться кухонным опытом, суетливо критиковать кухонных и опрометчиво давать поварские советы неглупому мужику по возрасту, годящемуся ей в отцы. У Доктора был богатый семейный опыт общения с подобными ей субъектами, и он знал, что рождённые под знаком «Пепси» уважают только непреодолимую силу, а из чувств понимают только животный страх. Поэтому он не стал церемониться с наглой курицей и пару раз припожарив ту за невообразимым нарушением правил внутреннего распорядка не «сливая» её проделок в консультантскую дал ей однозначно понять, что такое хорошо и что такое плохо.

С этого момента ровно так же, как когда-то и у себя в семье со своими домочадцами, жили они с Малиной под одной крышей душа в душу помогая и поддерживая друг друга во всём. Она назначенная ответственной за письменные работы помогала Доку в махинациях со сроками их написания и не только для самого Доктора. Он же держал язык за зубами по поводу её любовных похождений порой даже помогая скрывать улики, свидетельствовавшие о случившемся грехопадении, тем более что её поклонники значились в его добрых приятелях. В рамках применяемой в данном заведении терминологии почтенный Доктор и юная Малина были соупотребушниками и вместе тяжело болели обострением хронической Зависимости совместными усилиями скрывая этот факт от окружающих.

Многодневное дежурство Доктора продолжалось с переменным успехом. Подводила физическая форма потрёпанного жизнью реабилитянина: ныла поясница, не гнулись колени, к вечеру начинала болеть голова. Сил на вечерние тяговые фантазии не оставалось совсем. После консультантской пересменки и приезда Зефира лояльность со стороны руководства снизилась, и ответственная за дисциплину Булка записала его в «Илай» за «не кормленных птичек». Старый нарк понимал, что за уши притянутое выявленное нарушение за задним числом пришпандоренной к обязанностям дежурного ответственностью накормить воробьёв и синичек крошками с обеденного стола не было Булкиной инициативой, но он так обиделся на «сестру», как постоянно называл девочку, что поставил ей на нос качественную «сливу» насыщенного лилово-фиолетового цвета.

Худо ли бедно дежурство закончилось, но прямо в первый же свободный вечер его поджидала следующая напасть. Кто-то из ребят ещё на дежурстве предупреждал Доктора о подслушанном телефонном разговоре местных Духовных Наставников с Высшими Духовными Лидерами о том, что кого-то предстоит «ронять». Обычно под этим термином в этом месте подразумевалось применение грубой физической силы и Док вполне подходил под признаки нуждающегося в подобной терапии. И когда на вечернем анализе чувств юный Консул Зефир в пух и прах разнёс Докторское сочинение, то у главного героя возникла очевидная мысль: «Ну вот оно и началось!». Он закрыл свою тетрадку и незаметно расстегнул замок на кармане треников, в котором аккуратно завёрнутым в носовой платок ещё со времён избиения Китайца покоился канолевый сто пятидесятый гвоздик, заблаговременно припасённый как раз по такому случаю. Бодаться на равных против в два раза младшего спортивного и превосходящего его в весе Зефира и наверняка окажущего Консулу содействие Подробного было ему не по плечу.

Но к его великому удивлению, облегчению и полному удовлетворению Зефир отправил или «уронил» Доктора в «лежачий тренинг». С опаской пройдя мимо консультантского кресла, не веря до конца в происходящее он проследовал к своей кровати и устроившись на ней поудобней пребывал в восторге и душа его ликовала! Вместо категорически не нравящегося ему из-за плохо предсказуемых последствий варианта с гвоздиком он просто лежит, кайфует и отдыхает от всего этого балагана!

Первые пару дней лёжки пришлись полностью на Зефировскую смену. Помимо запрета на общение, перемещение и курение его ещё и отлучили от еды. Но в случае