Мне не нужно говорить, чтобы убедиться, что они меня понимают. Я уже знаю, что они делают.

Не спускай с нее глаз.

Максим выходит на пустое место. Он пыхтит и пыхтит. Он не знает, что делать со своим гневом, как я. Он не знает, как его контролировать. Как это направить.

Как разбить его о голову врага, когда наступит подходящий момент.

Я как раз собираюсь это сделать — когда что-нибудь услышу.

Голос, поднятый в панике, дрожащий от неуверенности… и слишком знакомый.

— Подождите!

Мои люди оглядываются назад. Я не вижу, что происходит, пока двое из них не разъезжаются, позволяя вновь прибывшим пройти в центр ринга.

39

КАМИЛА

Здесь как бы внутренний круг ада.

Буквального огня нет, но я чувствую жар напряжения, гнева, тестостерона, жажды крови. Я чувствую жжение сотен взглядов, и посреди всего этого два титанических эго поджигают друг друга, чтобы бушевать все горячее, горячее и горячее.

Мой взгляд падает на Исаака. Мне физически нужно убедиться, что с ним все в порядке, что он все еще стоит. Впрочем, мелкие царапины и пятна на нем выглядят не так уж и плохо. Во всяком случае, они делают его лучше. Свирепее. Смертоноснее.

Затем поворачиваюсь к Максиму. Мой бывший жених стоит прямо напротив Исаака, выглядя так, будто перед ним воплотился его самый страшный кошмар.

Я чувствую прилив жалости к этому человеку. Как я могу не чувствовать? Я провела одни из самых долгих и одиноких месяцев в своей жизни, ожидая кого-то вроде него. А потом, когда он вошел в мой мир, я провела еще несколько месяцев, представляя жизнь, которую мы могли бы прожить вместе.

Однако у меня больше нет чувства вины, связанной с тем, что я приняла его предложение.

Да, я использовала его.

Но он использовал меня в ответ.

Я хотела бы сказать, что мы квиты. Но, судя по выражению его лица, я не думаю, что он чувствует то же самое.

— Какого хрена вы двое здесь делаете? — Исаак рычит.

— Нам надоело, что нас оставили, — огрызаюсь я. — Кроме того, твоей маме нужно кое-что сказать.

Из-за Максима выходит женщина в черном. Я не узнаю ее лица, но ее голос и манеры кажутся до боли знакомыми. Я просто не могу понять, почему.

— Что ж, если Никите есть что сказать, — кипит она, горечь и отвращение портят ее английский с легким акцентом, — тогда, я полагаю, мир должен остановиться, чтобы это услышать.

— Светлана, — с легким вздохом говорит Никита. — Какая радость.

О, чёрт. Так это мама Максима. Жена Якова. Женщина, с мужем которой у Никиты был многолетний роман.

Тогда горечь имеет смысл.

Она определенно привлекательна. Но иначе, чем Никита. Обе худощавые, солидные женщины. Но красота Никиты мягче и очевиднее. Красота Светланы имеет острую грань, которую еще больше омрачает ненависть в ее глазах. Какая-то трусливая бездушность. Ледяной покров там, где должно быть сердце.

Я просматриваю ряды мужчин позади нее и задыхаюсь от шока, когда вижу лицо, которое узнаю.

Все поворачиваются ко мне. Вопросительный взгляд Исаака пронзает мое лицо.

— Эндрю, — шепчу я.

— Эндрю? — Исаак повторяет. — Как в…

— Мой агент, — говорю я. — Тот, кого приставили ко мне после того, как Эрика отстранили от моего дела. О Боже… — Максим оглядывается на Эндрю и улыбается. Ему не нужно говорить это, чтобы мы поняли: ему нравится тот факт, что это выходит сейчас. Это делает его проницательным, хитрым. Как будто он из тех донов, которые тщательно планируют и думают на три шага впереди своих врагов.

— Эндрю всегда был моим человеком, — надменно говорит он. — Он идеально сыграл свою роль.

— Я не знаю об этом, — отрезаю я. — Все ненавидели его. Он был неприятным маленьким придурком.

Эндрю раздраженно морщится. Он всегда был обидчив из-за своего роста.

Что-то еще вдруг приходит мне в голову. — Вот как ты узнал, как найти меня в Лондоне. — Я поворачиваюсь к Максиму. — Эндрю сообщил тебе, где я.

— Очень проницательно, — саркастически растягивает он. — Такая умная девочка. И знаешь, что? Найти тебя было самым трудным. Уложить тебя в постель было легко. Надеть кольцо на палец стало еще проще.

Я должна дышать сквозь плеть гнева. Понятно, что он делает: дразнит меня, нажимая на мои кнопки, чтобы вызвать реакцию. Я ненавижу, что это работает.

Но даже когда я пытаюсь укротить свои эмоции, мой взгляд продолжает скользить по его изможденной матери.

Какого черта она кажется мне такой чертовски знакомой?

И тут меня осенило. Я никогда не видела ее голоса должным образом. Но ее голос… этого я никогда не забывала. Он оставался со мной все эти годы.

Она была моим первым знакомством с миром Братвы.

Она была первой, кто заговорил со мной в этой камере после нескольких дней мучительного молчания.

— Ты, — говорю я, переводя на нее взгляд. — Ты была женщиной, которая говорила со мной после моего первого похищения… Ты держала меня в этой камере несколько дней.

Она не мешает это отрицать. — Да, это была я.

Я качаю головой. — В чем был смысл?

— Смысл был в том, чтобы использовать тебя, чтобы добраться до меня, — вставляет Исаак сквозь стиснутые зубы. — Они полагали, что твое взятие даст им рычаги, необходимые для того, чтобы заставить меня сотрудничать. Однако это имело неприятные последствия. Не так ли, кузен?

— Что ты собирался делать со мной, Максим? — мягко спрашиваю я.

Он не смотрит мне в глаза. Это вызывает дрожь по моей спине. Почему он не смотрит мне в глаза?

— Ками, — бормочет он мягким тоном. — Ты меня знаешь. Мы планировали совместную жизнь. Ты же знаешь, что я никогда не причиню вреда твоей дочери.

Оно тонкое, но я получаю сообщение громко и ясно. У меня есть твоя дочь.

Сотрудничай… или иначе.

— Где она? — спрашиваю я, мой голос слегка дрожит.

— Она в безопасности, — говорит Максим. — Но она спрашивала о тебе. Пойдем со мной сейчас, и я отведу тебя к ней.

Исаак напрягается рядом со мной. — Она никуда с тобой не пойдет.

— Пожалуйста, Максим, — говорю я. — Просто верни ее мне.

— Вернуть ее? — повторяет он. — Нет, я не могу вернуть ее. Но я могу взять тебя с собой.

— Это выбор? — Я спрашиваю.

— Это выбор.

Никита делает шаг вперед, выигрывая для меня время. — Прежде чем будет принято какое-либо решение, мне нужно кое-что рассказать всем. — Ее глаза устремлены