class="p1">Сколько времени они провели в объятиях друг друга? Милена очнулась только на моменте, когда ослепительно-белые линии на ставнях побледнели и стали серыми. Она слушала свою юную соседку. Лотти не знала своего возраста — только то, что с момента её расцвета прошло четыре года.

Ирония заключалась в том, что ещё маленькой и невинной её выкупили из рабства дикарей Тразца, а потом растили в знатной семье рохского аристократа — в качестве будущей наложницы. Её хозяин владел поместьями на острове Летний Сад, примыкающему к территории королевства и континенту. Там они зимовали, а также проводили время, когда по городам Роха прокатилась эпидемия Мускульной Дымки.

Лотти любила своего хозяина и его неистовство. Очевидно, он был нежным и заботливым человеком, который щедро одаривал её подарками, чтобы искупить неизбежные травмы, нанесенные девушке во время грубых соитий.

Величайшая катастрофа в жизни Лотти случилась в момент вторжения Шаргара, «Тразцского тирана», который объединил бесчисленные кланы кочевников. Армии Роха и их союзников из Данхолфа оказались разбиты, а потом пограничные земли королевства подверглись разграблению. Владелец Лотти был убит в этих стычках, а сама девушка, осознав, что теперь её участь быть выброшенной на улицу, если не задушенной ревнивой супругой хозяина, всегда шипевшей на неё. И это ещё вполне приятные перспективы, ибо в первом случае, продав подарки аристократа, она могла бы позволить себе неплохую жизнь, а во втором, хотя бы, обрести быструю смерть. Нет, куда хуже было попасть в рабство варварам Тразца.

Лотти бежала в порт, где передала почти всё, что у неё было, за возможность попросту спастись из охваченной войной страны. Таким образом она и оказалась в Тасколе, почти без денег и перспектив, вместе с тысячами других беженцев, так или иначе покинувшим королевство Рох.

Милена поймала себя на том, что слушает её одновременно с двух точек зрения: со стороны бедной горожанки, которая почти презрительно относилась к той, кто будучи простолюдинкой, имела более чем достойные перспективы и умудрилась лишиться их всех до единой, и со стороны императрицы, которая с искренним интересом слушала о нравах внутри страны одного из их ключевых торговых партнёров.

При всём при этом Мирадель скорее испытывала к Лотти жалость, чем гнев или омерзение. Нет, эта смуглокожая красавица не заслужила того, что с ней произошло.

«А я? — спросила Милена саму себя. — Я заслужила?»

Последние полчаса пальцы женщины, незаметно от неё, начали всё откровеннее гулять по коже Лотти, уютно устроившейся в её объятиях.

— Я хочу вам помочь! — воскликнула девушка. — Карс, он… он… Я… — и не смогла ничего из себя выдавить, чем совершенно не удивила императрицу.

Жестокость всегда объяснялась таким образом, ведь жизнь полна страданий и даже простое выживание зачастую казалось необъяснимым риском. Реальная жизнь слишком испорчена, чтобы поддерживать героизм.

Мирадель попыталась представить, как повела бы себя, ежели будучи юной девчонкой, ещё даже не познавшей мужской любви, оказалась бы втянута в историю, когда один из многочисленных на то время друзей, попросил приглядеть за… да даже не за беглой императрицей, а хотя бы за обычной женщиной, скрывающейся, скажем, от нескольких стражников!

Ей хотелось думать, что она была бы бесстрашной и великодушной, но Милена знала, что сделала бы то, чего судьба требует от всех людей, живущих под светом солнца: предала бы во имя выживания.

Лишь Ольтея, поняла она, могла бы добиться от неё иного решения. Только любовь.

В следующий миг Милена поняла мучения девушки. Лотти любила Карсина. Она сделала его суммой своих простых надежд. Будь он просто её временным любовником, то Лотти наверняка дистанцировалась бы и от самой беглой императрицы, и от капитана её гвардии.

Но этого не случилось. Лотти любила Безу и тот знал об этом. Именно поэтому пришёл к ней, требуя смертельной милости.

Люди погибли — и продолжали погибать — из-за неё, Милены Мирадель. С этого момента она осознала, что стала смертельно опасной для любого, кто хотя бы мельком увидел бы её и не предупредил рыцарей веры. С этого момента она стала самой разыскиваемой беглянкой во всей Малой Гаодии.

— Ну пожалуйста! — воскликнула Лотти жалким из-за прорезавшегося акцента голосом. — Ну п-пожалуйста! Б-благословенная императрица! Вы д-должны найти какое-нибудь другое место! Вы… В-вы не… не… не в безопасности здесь! Здесь слишком м-много людей!

Но Милена знала, что Лотти не просто просит её спрятаться в другом месте. Девушка просила её взять на себя ответственность за отъезд, чтобы спасти её отношения с Карсином.

И если бы не Ольтея, находящаяся где-то в Ороз-Хоре и не дающая Мирадель с должным хладнокровием оценивать ситуацию, она бы, вероятнее всего, поступила так, как просила Лотти.

— Почему? — спросил мужской голос у них за спиной.

Обе женщины ахнули, ведь так увлеклись разговором, что не заметили прихода капитана. Лотти тут же натянула на своё голое тело одеяло, будто бы её нагота являлась чем-то, чего не видел и не трогал хоть кто-то из присутствующих.

Между тем Беза стоял у двери, как и прежде закутанный в плащ, и смотрел на Лотти с неприкрытым возмущением. Сочетание мрачности и удивления делало его похожим на призрака.

— Почему это мы не в безопасности? — вновь поинтересовался он.

Девушка тут же опустила глаза — видимо, это была привычка, оставшаяся у неё со времени бытия наложницей, предположила Милена.

Карсин подошёл ближе, яростно сверкая глазами. Половицы скрипели под его сапогами. Девушка продолжала смотреть вниз с покорной неподвижностью.

— И почему по дороге сюда ко мне вышли твои соседки, пожаловавшись, что я тебя «совсем заездил»⁈ — рявкнул он, а потом сорвал одеяло с Лотти, заставив её дёрнуться. — Почему ты не поддерживаешь своё обычное поведение, зачем создаёшь эти проблемы? Или ты забыла, что на кону? — голос его стал тихим, недоверчивым и очень злым.

— Карс! — со слезами на глазах выкрикнула Лотти, наконец подняв голову.

Удар был внезапным и достаточно сильным, чтобы хрупкая девушка покатилась по широкой кровати. Беза рывком поднял её и прижал к стене, прежде чем Милена успела обрести дар речи, не говоря уже о том, чтобы вскочить на ноги. Смуглянка вцепилась ногтями в руку, сжимавшую её горло, булькая и захлёбываясь собственными слезами и слюной. Капитан гвардии вытащил нож и поднял остриё перед её широко раскрытыми и закатившимися глазами.

— Ты будто бы изо всех сил стараешься показать, что здесь творится что-то необычное. Странное, — проскрежетал он. — Словно хочешь, чтобы всех