человеческого мира и поместили сюда, к людям – напоминать, что такое настоящая красота. Он говорил о чём-то, сбиваясь и путаясь в словах, а девушка слушала, кивая. Потом улыбнулась, взяла его под руку и переменила шаг, чтобы идти в ногу.

«Это не по-настоящему, – подумал он. – Она не может вот так прикасаться ко мне. И улыбка… Я всё это выдумал. Слишком хорошо».

Но девушка была настоящей. Она остановилась, потянула его за рукав и, привстав на цыпочки, поцеловала. Очень нежно, очень сладко. В этот момент солнце, воздух, весенние деревья, город вокруг, да и целый мир – всё обрёло значение, показало ему свой истинный смысл, и он почувствовал, что познал собственное место в этом мире...

Кат понял, что уже с минуту не дышит, и судорожно втянул воздух.

–…Было голодное время, – бубнил Энден. – Я бедствовал, а тут – на столе изобилие, вино, пачка отличного табаку. Это оказало влияние, не спорю.

– Они тебя за жратву купили, – вставила Фрида. – Как дворнягу.

Энден только отмахнулся.

– Гибернация – это ведь тоже институтская разработка, – он обращался к Кату, не зная, что тот прослушал начало. – Коллеги из отдела бионаук постарались. Военный заказ. Планировали погружать в спячку тех, кто укрывался в правительственных бункерах. Очень удобно. Не расходуется пища, вода… Ну, и дышит человек в гибернации редко. Так что воздух тоже экономится. И самое интересное – ни пролежней, ни…

– А эти сволочи, – вмешалась Фрида, – замораживают пойманных людей. Чтобы не кормить до продажи. И не стеречь.

«Вон оно что, – подумал Кат. – Подпольный невольничий рынок. Выходит, учёный наш влез в говно по самые яйца. Если, конечно, здесь не как на Танжере…»

– У вас ведь работорговля запрещена? – уточнил он на всякий случай.

– Конечно! – Фрида всплеснула руками.

«Нет, здесь не как на Танжере, – решил Кат. – Здесь намного хуже».

Энден принялся выколачивать трубку в пепельницу.

– Если подумать, так даже гуманнее, – сказал он упрямо. – Пленники спят и, может, видят сны, а иначе жили бы в постоянном стрессе, в унижениях…

– Нет, – сказал вдруг Петер громко.

Энден замолк и посмотрел на него, и Фрида тоже посмотрела на него, а Петер сказал:

– Вы помогли не тем людям, Гельмунд. Вы зря это сделали.

Энден развёл руками:

– А что, собственно, ты бы предпринял на моём месте? Пошёл бы в полицию? Сам знаешь, это бессмысленно. Вся полиция куплена. Или нужно было его застрелить? У меня, видишь ли, даже пистолета нет…

– Не нужно было им помогать, – отрезал Петер. – Не каждый способен бороться с преступлениями. Но каждый может отказаться в них участвовать. Ваше дело было – отказаться. Вы же сами говорили: лучше одиночество, чем дурное общество.

– Они бы меня… – Энден замешкался и смолк.

«Мальчонка, пожалуй, прав, – подумал Кат. – Связываться с работорговцами – херовое решение. Как ни крути».

– Ну, короче, ты согласился, – сказал он. – И что дальше? Чего им теперь-то надо?

Энден потёр ладони.

– Я съездил в их логово, это заброшенная ферма за городом. Собрал силовую установку, настроил. Думал – разойдёмся, и делу конец. Но не учёл сложности оборудования. Установка – прецизионный агрегат, нуждается в квалифицированном обслуживании. Постоянном обслуживании. Через пару месяцев за мной пришли. Сказали – всё поломалось, не работает. Я, конечно, оставлял им инструкции, проводил обучение. Только это же дикари! Быдло! Едва не угробили аппаратуру. Я приехал, наладил, заменил повреждённые узлы. Снова всё расписал. Объяснил подробнейшим образом. Но…

– Но им твои объяснения до манды-дверцы, – кивнул Кат. – Само собой. Читать инструкции и лезть в сложную машину? Или послать за профессором, который это сам сделает? Ох и непростое решение. Я прямо теряюсь в выборе.

– И он к ним ездил ещё шесть раз, – ввернула Фрида, роясь в папиросной пачке.

– А потом решил, что хватит! – Энден топнул копытом. – Оборвал контакты. Снял новую квартиру, вот эту. Избегал появляться в институте… Зря я с вами туда вчера пошёл. Просто не ожидал, что они наладят такую слежку.

– Да ты вообще ничего не ожидал, – Фрида продула папиросу. – А в результате вон оно что получилось. Вчера под вечер ко мне в дверь стучится какой-то хмырь. Твой муж, говорит, нам денег задолжал. Шестьдесят тысяч. За ущерб, случившийся по его вине. Я говорю – вы вообще о чём, он мне давно не муж никакой, идите отсюда. А он: как хочешь, только сумма растёт. По тысяче в день. Ждём, говорит, тебя завтра в семь на старой остановке дилижансов. Приходи одна. Адрес на бумажке оставил. И ушёл.

Фрида чиркнула спичкой.

– Я, как стояла, так и села, – дым потянулся к приоткрытому окну. – Ничего же себе положение, думаю. Спасать ведь надо, а как спасать? И тут снова в дверь стучатся. Неужто хмырь забыл чего-то? Или решили меня тоже повязать, заодно? Взяла сковородку потяжелей. Погоди, думаю, сейчас я тебе башку-то проломаю… Уже размахнулась, открываю, а там – вы.

– А там – мы, – серьёзно сказал Петер.

«Ну и баба, – Кат покачал головой. – Огонь с дымом, а не баба. Дурак ты, профессор, что развёлся».