черепицу крыш, делающую строения похожими на пряничные домики из сказки. И думал о том, что любой ребенок, живущий здесь, оказавшийся на его, Гурова, территории, немедленно бы заплакал, решив, что его похитили бомжи.

«Почему я считаю Аджея жертвой обстоятельств? — продолжил размышлять Гуров. — У всех есть прошлое. И защищая свое от огласки, он вполне мог пойти на многое. Сифон, как злой колдун, заманивал голодных девочек и мальчиков в пряничный домик. Откармливал, но не ел сам. А продавал в качестве десерта «серьезным людям». Доверить кому-то надавить на Сифонова и отнять фотографии Аджей не мог, видимо, вечеринка на барже удалась на славу. Я своими глазами видел, как шантажист ушел на своих ногах, а Полонского на заднем сиденье увезли в город. Но там мы расстались. И сказать, где был парень с холодными глазами до утра, до того момента, как его снова увидели Оксана, водитель или охрана, поручиться нельзя».

— Приехали.

Сизый припарковал машину. Гуров вышел и остановился, задрав голову, чтобы обозреть место прописки пропавшего Сифонова Андрея Викторовича. Менее опытный человек, возможно, заколебался бы, подбирая слова, чтобы описать увиденное. Гуров опыт имел, по генеральским дачам хаживал. И отдавал себе отчет в том, что дом Сифона можно смело сравнивать с дворцом. Для полного сходства не хватало ажурных ворот ручной ковки и белых павлинов, пасущихся на газоне.

Сизый тоже вышел, встал рядом. Откашлялся, спросил, понизив голос:

— То есть мы сейчас вежливо попробуем войти, я верно понимаю? Чего искать будем?

Гуров глубоко вздохнул, оправив рубашку и волосы. Потрогал удостоверение в нагрудном кармане, пожалел, что не при форме. Окинул лейтенанта придирчивым взглядом и остался доволен.

— Когда найдем, узнаем. Ты про него мне такого рассказал, что там по любой обертке от жвачки можно уголовное дело заводить. Особое внимание уделять информационным носителям и фотографиям. Ни пуха нам, ни пера.

Витя выпрямился, задрал подбородок и шагнул следом.

У ворот оказалось достаточным представиться и говорить официальным тоном. По хрустящему, как в голливудских фильмах, гравию подъездной дорожки они подошли к дому, и Гуров нажал на кнопку звонка. Мелодии, разлившейся по явно пустому дому, позавидовали бы колокола храма Христа Спасителя.

Им открыла пожилая леди в элегантной униформе, напомнившая Гурову Молотову Капитолину Сергеевну.

— Доброго дня, господа. Мы ожидали вас позже. Прошу за мной.

Ее «мы ожидали вас позже» здорово не понравилось Гурову, но то, как легко они проникли в дом Сифонова, подсластило пилюлю. Дело стало за малым, найти то, не знаю что, пока не приехали неизвестные те, кого «ожидали позже». Дом, вернее особняк, потрясал воображение. Большинство смертных, живущих на одну зарплату, не бывают в таких ни разу в своей жизни, а если и видят, то только на страницах журналов об элитной недвижимости, случайно выпавших из чужой спортивной тачки. Они все еще поднимались по винтовой лестнице, смирно, как ученики, которых завуч ведет к директору, а Гуров уже клял себя последними словами. Что толкнуло его? Что он хотел обнаружить здесь? Думал, что они войдут в личные апартаменты и обнаружат скандальный компромат лежащим в середине рабочего стола? На волне какого вдохновения он вдруг решил, что у них получится обнаружить хотя бы что-то, кроме проблем? Вдохновение следует оставить актерам, художниками и поэтам, а он — оперативник! И должен действовать исходя из логики, презумпции невиновности и буквы закона! Гуров украдкой посмотрел вниз и понял, что если охрана пнет их под мягкие места на вершине этой безукоризненно сверкающей, из темного дерева, лестницы, то к последней ступеньке они свернут себе шеи. Может, и к лучшему, тогда отвечать за незаконное проникновение и обыск не придется.

— Кабинет Андрея Викторовича здесь. Если понадобится помощь, позовите, я буду неподалеку.

За экономкой закрылась дверь. Гуров выдохнул и потряс головой, чтобы очистить сознание от видений хрустальной люстры и картин в золоченых рамах. Повернулся к Сизому и встретил такой же ошарашенный взгляд.

— А чего ты на меня смотришь? — почему-то шепотом вопросил Виктор. Вид у него был растерянный, но сдавать позиции он явно не собирался. — Кто из нас полковник, Лев? Ты же мне не рассказываешь ничего, я думал, у тебя есть план!

— План? Мог бы предупредить, что здесь не квартира и не дом, а настоящий дворец, Витя! Что мы тут сумеем обнаружить вдвоем? Мы без помощи аборигенов выхода отсюда не найдем! Одичаем, станем охотиться друг на друга и пить воду из унитазов! Золотых… Я не понимаю, он сводничеством занимался или на органы людей продавал?

Полковник и старлей постояли с полминуты молча. Потом неловко рассмеялись, оглядываясь. Кабинет Сифона имел полукруглое окно, что наводило на мысль о том, что они находятся в башне. Огромное кожаное кресло стояло спинкой к роскошному виду на сад. Могучий стол на резных ножках был завален документацией, и, конечно, на нем стоял компьютер, но надежд это вселяло мало, ибо по краям помещения также располагались стеллажи с папками, перемежающиеся с книжными полками. Одинаковые томики сыто поблескивали золотыми буквами названий. Любая из этих папок могла быть нужной. Любая книга — оказаться тайником. Или обманкой, не имеющей даже страниц, что покупают богатые люди по совету дизайнера и из желания выглядеть образованными.

Гуров глубоко вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и сказал:

— Мы ищем фотографии, Виктор. Фотографии Аджея, не обознаешься, если увидишь, перепутать его с кем-то сложно. Я слышал, как некто, кого Полонский называл Сифоном, давил на него, требуя уделить время его гостям, и угрожал обнародовать снимки. Аджей отказал.

— А потом?

«Ох, не дурак ты, Сизый. Не дурак, — подумал Гуров. — Почему же все так непросто…» Посмотрел Виктору прямо в глаза и сказал твердо:

— А потом мы уехали, Витя. Я видел своими глазами, как Сифон ушел. Был жив, здоров и доволен собой. Полонский всю дорогу спал на заднем сиденье. Меня высадили у подъезда, и что он делал дальше — я не знаю. Но как ты справедливо заметил, его алиби — это сам фестиваль. Не удивлюсь, если он поспал и поехал еще на какое-то мероприятие, он постоянно на глазах человек пятидесяти…

— Разберемся, — сухо ответил Витя, и Гуров пожалел, что начал говорить вообще, потому что не удержался и принялся строить гипотезы. И гипотезы эти Полонского оправдывали. — Мы на то и органы, чтобы разбираться. Ты расслабься, Гуров. С чего начнем?

Лев мысленно поблагодарил Сизого Виктора Степановича за сдержанность. Он не только хороший опер с чутьем. Он, скорее всего, и порядочный человек. В глубине души. Встречается это в их службе нечасто и если ценится, то, к сожалению, не в денежном эквиваленте. Потому и каждый сам за