Через забор перетекла длинная змея толщиной с человека и с человеческой головой. Марта выстрелила пару раз и не попала.

— Рафи, что такое змея с головой человека, глупо улыбается и пускает слюни? — крикнула Марта, — Верткий, попасть не могу.

— Вынзезбошек! — выглянул в окно Анджей и усмехнулся.

Что может быть смешного в змее?

— Нашла! — почти сразу же отозвалась Рафаэлла.

Остается только стать на колени, снять штаны и уткнуться лицом в болото. Вынзезбошек сделает, что хочет, и людына останется живу. И после того тоже всегда будет улыбаться и пускать слюни.

Душегубы расхохотались.

— Это кто написал? — возмутилась Рафаэлла, — И мы за это еще деньги платили?

Марта еще раз выстрелила по хорошо приблизившейся змее.

— Попала! Но его ни свинец, ни серебро, как и не берет.

— Его все берет, но он слишком тупой, чтобы чувствовать раны, — сказал Анджей.

— Гранату ему бросьте, — сказал из кухни Симон, — Если он крепок на рану, его надо бить по месту, а не знаешь, где место, повышай плотность огня.

Пушкарь перекинул Марте шарообразную гранату. Марта зажгла фитиль от фитиля своей аркебузы и бросила гранату к змее, приблизившейся настолько, что стали видны текущие изо рта слюни. Вынзезбошек проводил шарик взглядом, но никак не отреагировал. По-видимому, его лицо достаточно точно выражало его интеллект.

За окном грянул взрыв.

— Отлично, Симон! — воскликнула Марта, — Оторвало хвост по самую голову!

Похоже, первым враги пустили кого не жалко. Узнали, что в доме есть не меньше одного хорошего стрелка и гранаты.

Теперь на снегу появились черные тени, будто отброшенные невидимыми существами.

— Не стрелять! — сказала Марта, — Серебра много, но оно не лишнее. Сначала я даю пристрелку. Рафи, сразу ищи в книгах.

Стрелки распределились у окон, а за столом сидели готовые к рукопашной душегубы, отец Филипп и штаб, состоящий из Фредерика, Кшиштофа и Рафаэллы. Перед немцами лежала стопка рукописных книг, и отец с дочерью сразу же принялись листать в ответ на запрос Марты.

Сверху все-таки выстрелил кто-то из душегубов. Пули взметнули фонтанчики снега, но тени не остановились.

Потом Марта прикинула, где должен находиться хозяин тени, и выстрелила. Безрезультатно.

— Давайте быстрее, кто это? — поторопила Марта, — Тень вижу, не вижу, откуда она. Тень очень темная. Пули проходят через место, где должен быть хозяин тени.

— Тень, тень, тень… — Рафи шелестела страницами.

Полевик принимает вид чудовищной тени, которая то гонится за человеком, то уходит от него, заманивая жертву.

— Полевик. Он не отбрасывает тень, он и есть тень. Стреляй в нее.

Бабах! Одна из теней на снегу разлетелась в клочья. Бах! Бах! Бах! — загремели выстрелы.

— Если он тень, то он дневная нечисть, — сказал Фредерик, — Они бы все равно не смогли использовать полевиков ночью.

— Следующие пошли! — крикнула Марта, — Много!

23. Глава. Первый приступ

Наверное, неизвестные враги подгадали начать атаку во второй половине короткого зимнего дня, чтобы задействовать и дневную, и сразу же ночную нечисть.

Марта выстрелила еще несколько раз. Остальные стрелки только подавали ей заряженные аркебузы и сразу принимались заряжать отстрелянные.

— Что такое хромой старик? — спросила Марта, — И второй, похожий на него, только волосатый. В первого попасть не могу, через второго пули насквозь проходят.

— У хромого зипун запахнут левой полой наверх, — сказала стоявшая у окна кухни любопытная Оксана раньше, чем Рафаэлла нашла описание, — Это леший.

— Леший, леший…

Хотя леший способен принимать разные образы, становиться любым предметом своей области, но он чаще всего показывается людям в образе старика, с белым, как береста, или как воск, никогда не загорающим лицом, с непомерно большими, тусклыми глазами свинцово-синего цвета, которые неподвижны, никогда не смыкаются. По отдельным сказаниям, леший имеет сплющенное, ребром вперед, длинное лицо, длинную бороду, один глаз и одну ногу пяткою вперед. Когда же он превращается в заурядного человека. то может быть узнан только по тому, что левая пола одежды у него будет запахнута поверх правой, т.е. совершенно иначе, чем у людей крещеных, а правый глаз будет неподвижным и всегда больше левого.

— Точно, он!

Бабах!

— Не могу в него попасть. Уже третий раз, — пожаловалась Марта.

— Помолись перед выстрелом, — сказал отец Филипп и перекрестил ее.

— Спаси, Господи, и помилуй нас, грешных.

Бабах!

— Ага, готов.

Пока копались, леших прибавилось, но когда по ним застучали пули со звуками попадания в дерево, задние отступили обратно за забор, оставив только тех стариков, которые оказались неуязвимы для пуль.

Вслед за неспешно бредущими волосатыми дедами из-за забора появились голые бабы и краснорожие мужики в обносках.

— Русалки и упыри, — сказала Оксана. — У баб длинные волосы, русые с зеленым, у мужиков красные рожи и языки острые торчат.

— Это не те упыри, которые стрыги, — сказал Фредерик, — Восточнее Польши упырями называют другую нечисть. Кто говорил, что упыри ночные?

— Сейчас. Вот у меня книга про Литву и Русь, — ответила Рафаэлла, закопавшись в желтые страницы, — Должны быть ночные.

Русалки — существа исключительно женского пола, юные красавицы с чарующим и обаятельным обликом. Они есть или выродки людских дочерей, или дочери, проклятые родителями еще в материнской утробе, умершие неокрещенными, загубленные своими матерями вскоре после рождения, непременно в воде, или же молодые утопленницы, покончившие жизнь самоубийством.

Упыри — мужчины, погибшие неестественной смертью и похороненые неотпетыми, чьи душе