Шрифт:
Закладка:
— Но это не всегда правда!
— Да нет никой правды! Искажение одно, — продолжал негодовать супруг. — Вот где коричневые пиджаки? Где усы у женщин в постановке? Почему никто не чешет жопу в кадре? Где прыщавые люди, забитые парковки, самокаты у остановок и разукрашенные матерными словами заборы и стены? Почему в автобусах нет жирных хомо сапиенсов, которые занимают два места? Почему в самолётах не кричат дети? Чему я должен верить? Фантазии? И главное, почему в России на улицах сплошь белые актёры в кадре? Разве мало Голливуд намекает на многообразие видов в науке, культуре и, конечно, же истории?
Глядя на отечественные фильмы про космос, например, Арсен так и не увидел ни одного негра в команде Королёва. Как не присматривался.
— А что это за сериалы, где у Романовых нет ни одного фаворита или друга из Азии? — не понимал он. — Как они там вообще Сибирь покоряли без немецких лыж и палок? Они вообще уверены, что жизнь показывают, когда виды столицы снимают? А где мечети и паломники в метро с казанами и сухой лапшой в пакетах?
В общем, не любил Арсен Кишинидзе российский кинематограф. Как и работать по чужим кабинетам. Но тут пришлось вынырнуть из дебрей мыслей и окунуться в реальность, потому как единственные на его памяти сантехник-миллионер, наконец, дописал объяснительную и протянул листик следователю.
Если начиналась ночь в скромном кабинете Седьмого участка, то закончилась в просторном кабинете Хромова Первого полицейского участка в центре города, куда всем пришлось перебраться поближе к рассвету.
В кабинете сидела группа лиц, заняв все столы и стулья. И только один пребывал в наручниках. Дело близилось к рассвету. Арсен ожидал Сомова на смену, чтобы передать ключи от участка и уже хотел подумать на тему новостей. У них-то всё хорошо и прекрасно, начиная от комментариев с людьми без особых признаков интеллекта на лице и заканчивая постановками в стиле «всё та же, как было. Авось, доживём до завтра».
Но Хромов вчитался в листик и протянул Кишинидзе, не дав додумать. Тот едва впился глазами в строчки, как улыбнулся и вскоре понял — вот же оно всё. Вот она — правда жизни!
— Борь, то есть ты сначала ушатал вора, а потом спас? — спросил недавно повышенный капитан, вновь и вновь удивляясь этому моменту, пока общая картинка всех причастных не сложилась в стройное повествование.
— Ну… да как бы, — ответил Глобальный, глядя как дописывает свои показания Диана на листике. — А что мне его бросить нужно было?
Все писали под пристальным вниманием Хромова: дед-владелец бомбоубежища, Яна, Дина, Боря, сам Арсен, Кинг-Конг, даже Моня и Нанай. Только пожарника не хватало и врача скорой помощи, который и оказал первую помощь сантехнику, вместо кислородной подушки и оделяла, похлопав по плечу.
Потому что каждую скорую помощь почему-то лично не комплектовали Куценко, а мэрия сама решала, что и как кому выделять, чтобы спасать жизни. И учитывая действия мэра, выделала хер да маленько.
А вот Егор Валетов не писал. Принципиально. Он обхватил голову в наручниках руками и низко опустил лицо между колен.
Вор превратился в монумент раскаянья.
— А как ты оказался в бомбоубежище в ночи, ещё и без владельца? — всё же спросил Хромов, чтобы самому послушать эту историю.
— Там же как было, — при майоре полиции следил за словами Боря более пристально, вновь и вновь повторяя одно и то же, чтобы показания сошлись у всех. — Еду домой по району на внедорожнике. Смотрю, микроавтобус мой стоит. А детское время кончилось давно. Сотрудник мой дома должен был спать, жену обнимать. А он… — тут Боря снова посмотрел на Егора, который лишь трагически вздохнул. — … с коробкой показался в свете фонаря. А я присмотрелся, а коробка-то знакомая. Ну, думаю, дай выйду, проверю. Может, картошку какую в подвал тащит? Помочь надо? Я за ним. А там внизу темно. Ветер ещё дует. Не слышно нихрена. Я ему «Егор, Егор!», он не реагирует. Я фонарик включил, за ним ускорился по ступенькам. Не догнал, полностью спуститься пришлось. Заплутал. Смотрю в какой-то момент, а он с коробкой. А там не картошка, а вещи из секс-шопа.
— Нашего магазина для взрослых! — не сдержалась Яна и очень хотела добавить от себя, но Хромов не дал.
Одним взглядом на место усадил.
— Ага, нашего, — кивнул Боря. — Ну я сгоряча стул подхватил и огрел его. А тут дымом вдруг запахло. Я за руки его и обратно потащил. Мы же чего своих преступников не расстреливаем? Жалко. А чужих и подавно. Вор не вор, а человек — прежде всего. Пусть хоть миллиардами ворует, хоть людей десятками режет, лишь бы был сыт и накормлен и доступ к книгам имел, пока какает по расписанию.
Егор снова взвыл, пальцами в редкие волосы впиваясь.
— Уцелели оба, короче, — добавил Боря, носом шмыгнув. — А что на улице было, смутно помню. Очнулся в Седьмом участке, когда Кишинидзе чаем отпаивал.
— Ага, со смородиновыми листами! — добавил уже Арсен, поддерживая своего свидетеля со свадьбы.
В конце концов, пока сюда добирались, риелтор с квартирным вопросом обещал помочь. Чтобы не в общаге сериалы с женой смотреть, а хотя бы в малосемейке голенькими по своему огороженному жилью ходить без стеснения.
— Да тише ты, — буркнул Хромов, не сводя глаз с Глобального. — А как ты так его стулом ударил, что по затылку вышло? А не по лицу? Ну или хотя бы — сбоку?
— А я знаю? — пожал плечами Боря. — Психанул. Всё как в тумане. Заплутал, говорю же.
— Состояние аффекта! — добавила уже Дина, которая наснимала за эту ночь столько, что для полнометражного фильма хватит и без всякой эротики.
А эротику она обязательно добавит. С комментариями. И голыми фактами. Хотя бы «Золотую малину», но дадут, если на «Золотой член» не хватит.
— Так, гражданочка, — тут Хромов на неё взгляд перевёл, в её листик вчитался. — А как вы оказались зимой, ночью и у бомбоубежища? Ещё и с камерой!
— Как-как. Фильм снимала, —
