– Госпожа, умоляю, не ходи туда! – воскликнула Прима и упала на колени. – Преторианцы, как сумасшедшие! Они опьянены кровью! Тебя могут убить, ведь они все время повторяют: «Коммод, Коммод!» А ведь тебя обвиняют в его гибели! Что сделают преторианцы, увидев тебя?! Ведь они не побоялись расправиться с самим императором! И Эклекта, твоего мужа, тоже убили!

– Эклект мертв? – усмехнулась Марция. – Значит, я свободна! Что же мне делать, как ты думаешь?

– Бежать, как сейчас бегут отсюда все, кто могут!

– А Флавия Тициана жива? – озабоченно спросила Марция. – Ее не тронули преторианцы?

– Нет.

– Где же она?

– Я видела, как она шла к Элию. Они, наверное, побегут вдвоем. И нам надо поскорее уносить отсюда ноги!

– Нет, Прима, я не могу и не хочу жить где-то в другом месте. Я не побегу. Если мне суждено умереть, то только здесь.

Прошли не меньше двух часов, опасений, неизвестности, пока наконец Марции все это не надоело и она, держась прямо, с гордо поднятой головой, в красной тунике пошла переходами во дворец Флавиев. Она видела опрокинутые канделябры, разбитые статуи, брошенные вещи, открытые сундуки – дворцовая челядь, убегая, творила хаос и прихватывала с собой что могла.

Сердце Марции забилось сильнее, когда впереди показался перистиль. Она боялась встретить преторианцев. Но там никого не было. Преторианцы ушли. Фонтан с тритонами, дельфинами и Нереем журчал, как и прежде. А неподалеку от него лежало два тела в лужах крови – изрубленных и обезображенных до неузнаваемости. Марция, преодолевая дурноту, подошла ближе и посмотрела на то, что еще недавно было императором Пертинаксом и смотрителем дворца Эклектом.

– Это вам за Квинтиллиана! – зло промолвила Марция, еле сдерживаясь, чтобы не плюнуть на трупы.

Глава двадцать первая

Префект Рима Сульпициан вошел в преторианский лагерь в сопровождении ста пятидесяти вигилов в полной неуверенности в собственной миссии. Выбравшись из паланкина, он велел подошедшему преторианцу привести к нему трибунов преторианских и городских когорт. Преторианец с серьезным видом пошел выполнять приказ, однако на зов префекта Рима никто не явился.

Преторианцы, хаотично передвигающиеся по каструму, поглядывали на вигилов и Сульпициана с явным пренебрежением.

Сульпициан прождал не менее получаса, но к нему так никто и не подошел. Стараясь не терять самообладания, префект двинулся в сторону претория, взяв с собой двадцать вигилов для охраны. Тут он и повстречал трибунов когорт, идущих к нему навстречу. Трибуны смеялись, от них пахло вином.

– Почему вы заставляете префекта Рима вас ждать? – прикрикнул Сульпициан, но его старческий голос зазвучал очень неубедительно.

– А что такое? – удивился трибун Флавий Гениал.

– Как смеешь ты так разговаривать с сенатором и префектом, преторианец? – продолжал бушевать Сульпициан, однако понимая, что такой тон не доведет его до добра.

– Не кричи, старик, мы тебя хорошо слышим! – сухо проговорил трибун Гортензий Прим.

– Император покарает вас за дерзость!

– Правда? Ну что ж, посмотрим. Как только вернутся наши делегаты из дворца, ты, Сульпициан, сможешь предъявить нам претензии заново. Но, наверное, ты этого делать не станешь.

– Какие делегаты? О чем вы тут говорите? – нахмурился Сульпициан.

– Мы отправили триста наших товарищей поговорить с императором Пертинаксом и донести до него наши требования, – нагло ухмыляясь, произнес трибун Туллий Криспин.

– Ваши требования императору? – удивился префект такому неслыханному нахальству.

– Почему бы и нет? Ведь у тебя, префект, есть какие-то требования для своей нормальной жизни – виллы, деньги, любовницы? Почему у преторианцев не может быть требований?

– И чего же вы хотите? – пытаясь успокоиться, сказал Сульпициан, надеясь, что в будущем он сможет отомстить этим наглым трибунским рожам.

– Благосклонности августа, только и всего!

– А разве вам ее мало?

– Благосклонности у императоров никогда не бывает много! – философски заметил Гортензий Прим.

– Скажите ваши просьбы, или, как вы их называете – «требования» мне, я передам их императору. Возможно, я смогу решить что-то прямо сейчас, – продолжал Сульпициан, выполняя приказ Пертинакса убедить преторианцев успокоиться.

– Нет, префект, прости, но ты ничего сейчас не решаешь! – по-дружески хлопнул Сульпициана по плечу Туллий Криспин и на белоснежной тоге остался след нечистой руки. – Все сейчас решается на Палатине. Возвращайся назад, в город.

– У меня приказ от императора, я не уйду из каструма.

– Хорошо, тогда жди возвращения наших делегатов. Твои вигилы, наверно, умирают от жажды. Мы могли бы поделиться с ними вином. Но только чуть-чуть.

– Как твое имя, трибун?

– Флавий Гениал.

– Так вот, Флавий Гениал, вы тут совсем распустились. Куда только смотрит Эмилий Лет? И городские когорты тоже хороши! Во всем равняются на вас! Только вигилы строго выполняют свой долг! Никакого вина им не надо!

– Ну, нет, так нет, нам же больше достанется. А по поводу Эмилия Лета мы и сами не знаем, куда он сейчас смотрит. Может, в сторону Стикса? Ха-ха-ха! Ладно, жди, префект, а мы пока пойдем.

Сульпициан вернулся к своему паланкину. Вигилы подозрительно смотрели на воинственное поведение преторианцев, которые, несмотря на общую расхлябанность, подпитие, были все облачены в доспехи, держали поднятыми штандарты своих когорт с изображением крылатой Виктории, сигниферы облачены в львиные шкуры. Преторианцы наверняка готовились выступить по первому зову.

Ни один из трех трибунов городских когорт не подошел к префекту, да и рядовые воины когорт старались обходить его стороной, и Сульпициан предположил, что в отличие от бесстыдных преторианцев они сожалеют о своем присоединении к беспорядкам и именно поэтому стыдятся показаться на глаза. Тем не менее Сульпициан решил немедленно сместить всех трех трибунов, как только все закончится. Он уже в уме набросал план мести, который вечером собирался передать императору. Согласно нему следовало позвать к Риму регулярные войска дунайских легионов, чтоб под их давлением провести реформу преторианской гвардии. И еще он думал о том, что надо как можно скорее убедить Пертинакса объявить наследником своего сына, это сразу поможет укрепить трон.

Чтобы не видеть ставших ему отвратительными преторианцев, бесцеремонно подходивших близко к паланкину и заводивших шутливые разговоры с вигилами, Сульпициан задернул занавески паланкина и сидел злой, кляня эпоху, в которой старый сенатор вынужден терпеть притеснения со стороны гвардии.

Ворча и размышляя, Сульпициан и не заметил, как прошло целых два часа. Из задумчивости его вывел шум. Префект вышел из паланкина и резко побледнел от увиденного. Вигилы в страхе сгруппировались вокруг паланкина, не в силах отвести взгляда от входящих в каструм трехсот преторианцев. Гвардия шла стройно, бряцая оружием, сомкнув щиты. Впереди шли два центуриона, один из