тот же человек, что убил Молли Пикенс, значит, он не мертв и не в тюрьме. А если он и сидел, то вышел значительно раньше срока. Он запутывает следы. Одни тела оставляет на съедение животным, другие прячет.

– Именно так это и выглядит.

Лил медленно кивнула – Куп знал, она делает так, когда что-то обдумывает.

– Обычно так поступают серийные убийцы. Им нравится играть в игры и перемещаться с места на место. В некоторой степени они контролируют ситуацию. Их не всегда удается поймать.

– Ты хорошо осведомлена, как я погляжу.

– Я умею собирать информацию, когда она мне нужна. Убийцам дают звучные прозвища, снимают о них фильмы… Так было с Зодиаком, с Маньяком с Зеленой реки… Но такие типы обычно выходят на контакт с полицией или СМИ. Хо не таков.

– Хо не гонится за славой или признанием. Его главное желание – достичь цели. Это очень личное, и он получает от каждого эпизода глубочайшее удовлетворение. Каждое убийство – это доказательство того, что он лучше жертвы. Или лучше собственного отца. Он что-то кому-то доказывает. Я знаю, каково это.

– Ты стал копом, чтобы сделаться крутым, Куп?

– В самом начале? – усмехнулся он. – Да, наверное. В первые годы учебы я был совершенно не в своей тарелке. Не просто не пытался найти свое место, а именно что не мог войти в свою колею. Единственное, что я вынес из этого, что юристом быть не хочу, но юриспруденцию изучать интересно. Так я выбрал правоохранительную деятельность.

– Борьба с преступностью в каменных джунглях…

– Я любил Нью-Йорк. И до сих пор люблю, – с легкой улыбкой сказал он. – Конечно, в мечтах я ставил себя на место крутых парней и защищал мирное население. Но быстро убедился, что в основном придется протирать штаны, обивать чужие пороги и заниматься бумажной волокитой. Так много утомительных нудных обязанностей, и вместе с тем – моменты, когда я испытывал абсолютный ужас. Я научился терпению. Выучился ожиданию, защите и служению. А потом все изменилось… После 11 сентября.

Она протянула руку и легонько сжала его ладонь. Но в этом прикосновении было все. Утешение, сочувствие, понимание.

– Мы все умирали от ужаса, пока не узнали, что ты цел и невредим.

– Я не дежурил возле башен в тот день. К тому времени, как я очутился там, вторая башня уже лежала в руинах… Дальше все было по инерции: ходишь и делаешь что должен. Механически.

– Я была на парах, когда мы услышали, что в одну из башен врезался самолет. Никто не понимал, что происходит. Сплошная сумятица. А потом время словно остановилось. Не было ничего, кроме этого.

Он покачал головой, отгоняя непрошеные видения того ужаса, что он видел, но никак не мог предотвратить.

– Я знал кое-кого из полицейских и пожарных, оставшихся в тот день внутри. Это были парни, с которыми я работал, тусовался, играл в бейсбол… Они погибли. Тогда я был уверен: я не уйду из полиции никогда. Воспринимал это как миссию. Я хотел защищать свой город и своих людей. Но когда убили Дори… внутри как будто лампочку вырубили. Словно кто-то перерезал провод. Я больше не мог заниматься тем же, чем прежде. Я потерял любимое дело – и это было практически так же больно, как потерять тебя.

– Ты мог бы перевестись в другое место.

– В каком-то смысле я так и сделал. Мне хотелось найти баланс… Создать что-то новое на месте смерти и горя. Я не знаю, Лил. Я делал то, что помогло мне пойти дальше. И это сработало.

– Если бы не несчастный случай с Сэмом, ты бы так и остался в Нью-Йорке.

– Не думаю. Город постепенно вернулся на круги своя… И я тоже вернулся к истокам. Я закончил свои дела и готовился к переезду сюда еще до того, как дед сломал ногу.

– Правда?

– Да. Мне хотелось покоя и тишины.

– Что ж, на фоне последних событий ты вряд ли обрел то, что хотел.

– Пока нет, – ответил он, многозначительно глядя на нее.

Когда Купер подвез Лил к заповеднику, уже стемнело. День клонился к концу, и на дорогу ложились длинные тени.

– Я собираюсь помочь с вечерним кормлением, – сказала она. – Потом вернусь в офис и буду работать.

– И у меня тоже есть дела.

Лил уже открыла дверь машины, как вдруг он удержал ее.

– Я мог бы сказать, что сожалею о прошлом, но это не так, ведь сейчас я с тобой. Мог бы сказать, что не обижу тебя больше, но я не могу гарантировать это. Скажу одно: я буду любить тебя до конца своих дней. Может, этого недостаточно, но это то, что я точно могу тебе дать.

– А мне нужно время подумать, прежде чем отвечать. Надо привести мысли в порядок, выдохнуть и понять, чего я хочу на этот раз.

– Я буду ждать, сколько нужно. Заеду в город. Тебе что-то купить?

– Не надо, все есть.

– Вернусь через час. – Он наклонился и крепко прижался губами к ее губам.

* * *

«Кажется, работа – это что-то вроде костыля, – пришло в голову Лил. – Опора после удара, помогающая ходить».

Ходить все равно было нужно. Поэтому она разносила еду под рычащее многоголосие тех, кому эта еда предназначалась. Смотрела, как жадно уминает свою порцию Борис, и думала: если все пройдет гладко, через неделю у него появится компания.

Конечно, это будет очередным ударом по бюджету. Но для Лил было важнее выручить из беды еще одно животное, подвергшееся жестокому обращению. Дать ему приют, свободу – насколько это возможно в данных условиях – и максимум заботы.

– Ну, как твое приключение?

Материализовавшаяся рядом Тэнси улыбалась так, что Лил поняла: подруга наверняка заметила, в каком унизительном дефиле она участвовала накануне. Или была наслышана – те, кто видел эффектный отъезд воочию, наверняка посвятили в подробности остальных.

И этим она обязана Куперу.

– Мужчины – идиоты.

– В целом да. Пожалуй, любим мы их в том числе за это.

– В нем взыграла неандертальская кровь – а заодно возникло непреодолимое желание поделиться причинами, почему же десять лет назад он меня бросил. Из мужской гордости, для моего же блага и бла-бла-бла. А я, естественно, была слишком молода и витала в облаках – мне было не понять. Лучше было вырвать мне сердце из груди живьем, чем поговорить по душам, верно? Тупой сволочной подонок.

– Ого-го!

– Он вообще думал о том, каково мне? И какую я испытала боль? Думала, что я недостаточно хороша для него и что он нашел себе кого-то получше. И полжизни провела, пытаясь забыть его. А теперь, видите ли, он вернулся со словами, что это все было ради меня. Я должна прыгать до потолка, быть на седьмом небе от счастья и умирать от благодарности, да?

– Не думаю. Даже если это и было бы в твоих силах, а это не так.

– Он всегда любил меня и всегда будет любить. Ага, как же. Заявляется сюда, хватает меня и тащит за собой, словно я какой-то мешок, который он может бросить на дороге или забрать по своей прихоти – и для моего блага. А затем вываливает на меня все то, что на душе накипело. Будь я менее цивилизованной женщиной, от души поколотила бы его.

– Ну, сейчас ты не выглядишь такой уж цивилизованной.

– И тем не менее в обычном своем состоянии я такая, – выдохнула Лил. – Я не хочу опускаться до уровня неандертальца. Я ученый. С докторской степенью.