Unam sanctam, которой была суждена вечная слава, потому что именно она заложила фундамент папской теократии: существует одна-единственная церковь, вне ее нет спасения для души человеческой. Ее глава — сам Христос, который руководит каждым человеком через папу, своего наместника на земле; церковь напрямую использует духовную власть, а мирскую и гражданскую делегирует князьям, распоряжающимся ею согласно директивам, исходящим от той же церкви. Власть католической церкви священна, она может судить и карать любого, кто представляет власть политическую, и никто, кроме Господа, не смеет быть выше нее. Любой человек, желающий обеспечить себе спасение и вечную жизнь в райских чертогах, обязан подчиняться епископу Рима.

Этим актом, на повторение или частичное воспроизведение которого никогда не решился ни один монарх, папа Бонифаций, оправдав себя божественным провидением, создал предпосылки для будущих мелких скандалов и высоких трагедий. Даже тогда многие думающие люди сочли, что его претензии носят чересчур светский оттенок, без примеси истинной духовности. Среди них был и Данте, поместивший Бонифация еще при жизни на страницы своего "Ада" (XIX кантик) в компанию к сторонникам симонии, то есть к тем, кто, позабыв о своей религиозной миссии, распродает или покупает священные предметы, блага или церковное имущество.

Папа Каэтани не служил ни католической религии, ни Римской церкви. После него битвы за власть не прекратились. Папы и антипапы продолжали воевать, затем на семьдесят лет (с 1309 года) папство оказалось в принудительной ссылке в Авиньоне, но дела не наладились и после возвращения в Рим. Наоборот, годы правления Урбана VI, избранного в 1378 году, ознаменовались Великой схизмой, самым мрачным моментом в средневековой истории церкви, когда трое пап и антипап взаимно отлучили друг друга. По мнению Грегоровиуса, любая иная монархия, столкнись она с подобными испытаниями на прочность, рассыпалась бы на куски. В каком-то смысле то же случилось и с католической церковью, навсегда потерявшей с началом Реформации в 1517 году целые провинции, а также значительную часть верующих и прихожан.

Первым папой, избранным в Сикстинской капелле 9 марта 1513 года, был Джованни де Медичи, второй сын Лоренцо Великолепного, принявший имя Льва X. Грегоровиус пишет: "Из Флоренции прибыл в портшезе Джованни де Медичи. Он был болен: загноившаяся фистула сделала его почти недоступным для посетителей, а во время конклава хирургу пришлось его прооперировать". Тот факт, что его отцом был сам Лоренцо, дал Джованни видимые преимущества в гонке за трон. Еще в семилетием возрасте Иннокентий VIII назначил его апостольским протонотарием, в восемь лет будущий Лев X — уже аббат Монтекассино, в двенадцать — кардинал. Престол достался ему в возрасте тридцати восьми лет. Это был папа весьма средних способностей, особенно по контрасту с его предшественником, Юлием II; зачинатель и жертва достойных сожаления событий, он, как в зеркале, отразился на психологически выверенных портретах кисти Рафаэля: дряблое лицо, подернутый дымкой, рассеянный взгляд.

В 1517 году, фатальном для истории церкви, он чуть было не погиб в результате заговора, подготовленного кардиналом Альфонсо Петруччи, подкупившего папского хирурга, дабы тот в ходе лечения занес инфекцию в причинявшую понтифику мучения фистулу. Заговорщики были разоблачены и казнены: "Хирург и секретарь Петруччи были подвергнуты ужасающим пыткам. Кардинал встретил смерть, отважно проклиная папу и отказавшись от исповедника; мавр Роланд задушил его в замке Святого Ангела". Страх папы был настолько велик, что он поспешил заполнить Священную коллегию тридцатью одним новым кардиналом, — все они были ему безоговорочно преданы. Лишь Пий XII в XX столетии сможет побить этот рекорд, назначив сразу тридцать два кардинала.

Непотист, приверженец кумовства, любитель утонченной роскоши, Лев был еще и содомитом, если верить на слово Франческо Гвиччардини, написавшему о нем в 1525 году: "Многие полагали, что в первые годы своего понтификата он был целомудрен, а потом открылись все его пристрастия и излишества в наслаждениях, которые честный человек и произнести-то без стыда не может". Грегоровиус описывает крикливую княжескую роскошь его двора так:

Рим превратился в театральную сцену празднеств и пышных спектаклей. Ватикан при нем кишел музыкантами, мимами, шарлатанами, поэтами и артистами, льстиво пресмыкающимися придворными и паразитами всех мастей. Там ставились античные и современные комедии, разворачивались самые похабные действа, а понтифик казался трибуном всех этих зрелищ (tribunes voluptatum), по примеру древних римлян. Перед нашими глазами предстала бы пестрая картина, доведись нам окинуть взглядом год жизни Рима при Льве X и узреть череду тех самых праздников и постановок, в которых язычество и христианство смешивались в вопиющем контрасте: карнавальные маскарады, мифы античных божеств, римские истории, с блеском передаваемые на подмостках, процессии, торжественные религиозные церемонии, представления страстей Христовых на арене Колизея, классические декламации на склонах Капитолия, рождественские речи и радостные шествия, ежедневные кавалькады кардиналов, церемонные кортежи послов и князей, сопровождаемые эскортом слуг и стражников[104].

Пока в Риме веселились, немецкий монах-августинец крестьянского происхождения Мартин Лютер, профессор кафедры в Виттенберге, направил епископам свои "Девяносто пять тезисов", написанных на латыни, спровоцировав тем самым теологический диспут. Это стало началом Реформации, расколовшей, разделившей впервые в таких масштабах христианский мир. В Риме Лютер услышал и увидел столько всего, что вконец переполнило его душу презрительным отвращением. Впоследствии он скажет: "Что за мерзкие людишки там были! Никогда бы я не поверил, что папство может внушать ужас, если бы не увидел воочию римский двор! Если ад и существует, то Рим возведен над ним". Папа Лев недооценил этот гнев, подумав, что разделается с ним анафемой, но Лютер публично сжег эдикт об отлучении на площади Виттенберга посреди ликующей толпы своих сторонников.

Какой грустный парадокс кроется в том, что капелла, над которой трудилось так много гениев, придавших ей поистине божественный ореол, была освящена папой, не соответствовавшим своему высокому сану, папой, пренебрегшим своим долгом и Евангелием.

Последние на данный момент реформы электоральных норм были проведены Иоанном Павлом II и Бенедиктом XVI. В 1996 году папа Войтыла предал гласности апостолическое установление Universi dominici gregis, которым фиксировался отказ от правила двух третей, введенного в 1179 году для проведения конклава. Понтифик опасался, что блокирующее меньшинство (равное примерно 34 процента голосов и более) сможет задержать выборы нового главы церкви на неограниченный период времени с предсказуемыми негативными последствиями, в том числе с большими имиджевыми потерями.

Реформа Иоанна Павла II предписывала, что по истечении впустую тринадцати дней голосования абсолютное большинство кардиналов (51 процент)

должно коллективно решить, как действовать далее: продолжать добиваться перевеса в две трети, сойтись на простом большинстве в пользу одного из кандидатов или же провести перебаллотировку между двумя претендентами, которые стали