«Похоже, наш дорогой Минотавр не понимает кучи важных вещей… Мой поднадзорный кто угодно, но не мальчишка-педарион. И для князя не игрушка, а фигура. Но послушаем – Егор его не просто так водит».

– И не от себя ведь едешь, – констатировал десятник.

– А тебе, Егорка, что за беда? – хмыкнул Бурей. – От кого хочу, от того и еду.

– А тебе-то с того какая корысть? – вдруг подал голос сопровождавший Егора ратник Пётр.

В ответ Бурей с шумом пустил ветры.

– Гыыы, первый раз с жопой разговариваю – и всё понятно! – залился идиотским смехом Пётр.

«Тьфу, болван! Шутки у него лёгкие и изящные, как свинцовый якорь дормона! Но ведь держит его Егор ради чего-то? И с собой сейчас взял».

– С кем по уму, с тем и говоришь, – отрезал Бурей.

– Ну это как посмотреть, Серафим, – ухмыльнулся ратник, – неизвестно, кто тут жопа-то. Мож и я, может быть, что и ты. Думаешь, целый десятник тут перед тобой от скуки дорожной павой выплывает? Верно, десятник?

– Верно, – кивнул Егор. – И знаю я ведь, с чем ты едешь. И ты знаешь, что я знаю. Вчера на совете десятников дурню всё ясно стало, когда Фома сотоварищи в голос завыли после рассказа моего. Близок локоток, да не укусишь…

– Красно сказываешь, – хрюкнул Бурей.

– Гыыы, у нас Егор мастер, – зашёлся Пётр.

– Петруха, нишкни! – прикрикнул десятник и снова повернулся к обозному старшине:

– Так что везёшь ты Михайле такое слово: «Мы из-за уважения к князю резать твоих сопляков не будем и родню ихнюю тоже. Но сволочь эту в селе не потерпим. Так что давай, сотничек, за них холопскую виру[113] по гривне за голову и из села их вон. В изгои. И сказано то будет на суде, при всём народе. За то разрешим тебе жить и чиркать. И князю скажешь, что всё по справедливости было. Один хрен, деваться ни тебе, ни деду твоему некуда. А вздумаешь хвостом вертеть, так стрелы – они и сзади, случается, попадают. Так ведь?

«Пора, Макарий, пора!»

– Болваны! – презрительно бросил священник и сел в санях.

– Что, отче? Чего? – почти хором вопросили Егор и Бурей.

– Те, кто послал тебя, кир Серафим, полные болваны, – усмехнулся отец Меркурий. – Это ж надо быть такими глупцами, чтобы думать, что сотник Михаил согласится на подобные условия. Поздно!

– А ну поясни! – рыкнул Бурей, впиваясь в священника острым взглядом.

– Изволь, кир Серафим, – кивнул отставной хилиарх. – Молодому сотнику не нужно ничего делать, только сидеть у себя в крепости и ждать. Он может себе это позволить. Не ваша сила – штурмовать вы его не полезете.

– Обычай за Фомой, – буркнул Бурей.

– И закон, насколько я знаю, – кивнул отец Меркурий. – Только сила сама себе закон. Ну, кир Серафим, кто пойдёт на сотника Михаила?

– Многие своих в бунте потеряли, поп, – Бурей натянул на себя свою фирменную зверскую рожу.

– Ты рожи не корчи, Серафим, – отозвался с седла Егор. – Я, скорей, за Михайлу встану. Мои тоже. Десятки Луки, Лёхи Рябого, Игната за Лисовинов, может, и не встанут, но и против не пойдут. А за молодого сотника родня его впишется, его парни войны уже добро понюхали, Сучок со своими за него теперь до гроба, а что они умеют, ты знаешь. И рати водить Михайла умеет, и кой в чём этой науке и меня поучит. А может, и Корнея. Ну так чья сила?

«Ничего себе!»

– И князья про сотника Михаила не забудут, не надейтесь, – усмехнулся отец Меркурий. – Настолько не забудут, что им всё равно будет, откуда в него стрела попала. Да не то что стрела – если от лихоманки перекинется или в нужнике насмерть усерется, всё одно землю и воду тут оставят.

– Да откуда ему! – сплюнул Бурей, но уверенности в его голосе не чувствовалось.

– Десятник, будь добр, расскажи киру Серафиму, как воевал сотник Михаил, – обманчиво кротким голосом попросил священник.

Егор одарил отца Меркурия долгим и тяжёлым взглядом, но всё же кивнул и повиновался:

– Дело отче говорит. Ну так и не удивительно – ему самому рати тоже водить приходилось. Слушай, Серафим, как мы князя Городненского имали.

– Ты ж вроде вчерась рассказал, – хрюкнул Бурей.

– Да не рассказал – как, – дёрнул щекой десятник. – Укрепились Всеволодовы дружинники как следует. С настоящей сотней, и то кровью умоешься с головой, пока расковыряешь, не то что с Михайловыми парнями. Однако без потерь взяли. Матёрых воев. В крепком месте сидящих и своего князя берегущих. Ближнюю дружину. Не знаю, сумел бы Корней так.

– Корней да не сумел? – Бурей искренне удивился. – Заливаешь, Егорка!

– Если бы! – сплюнул десятник. – Ну я точно не знал, как быть. Сжечь разве. Да и то – они сырыми шкурами и дёрном стены и крышу прикрыли. Не сожжёшь. А нам князя живым имать надо было.

«Да, задача! Я сам не знаю, что делал бы на месте поднадзорного!»

– Ну и как, справились? – с отчётливым интересом спросил Бурей.

– Михайла справился, – рубанул рукой воздух Егор. – Поначалу он думать сел.

– Под кустик? – заржал Бурей. – Оно ему самое то!

– Погодь ржать! – оборвал десятник. – Мне потом рассказали, что вслух Михайла произнёс: «Мои только стрелять умеют, метко, но недалеко». Вот этим и взял. Дозорных убрали сначала, потом тишком, на брюхе на верный выстрел подобрались и с крыши стрелка сняли, потом вне выстрелов основную силу конно и оружно показали – издалека-то не видно, что отроки, а лучшим стрелкам велел по щелям, что княжьи дружинники для стрельбы оставили, огненными болтами садить. Ну а потом уж мне приказал на переговоры их вызвать. Ну и спеклись дружинники. Да и я бы спёкся – видали того бедолагу, в которого огненным болтом угадали. Страшную смерть он принял. Заживо сгорел! Чем так, уж лучше пусть железом порешат – быстрее и не так больно!

– И чо?!

«Э, кир Серафим, хорохоришься ты для порядку только! Проняла тебя история. Меня тоже!»

– Уд через плечо! – Егор опять сплюнул. – Дурня-то из себя не строй! Михайла на ходу уряд измыслил, как в таких случаях поступать надлежит! Я запомнил. И случись когда – так же воевать буду. А самое тут главное, Серафим, что такое с говённым войском провернуть можно! Он же никому из своих непосильной задачи не поставил, большое дело на кучу простых разбил, так что даже его отроки ничего перепутать не смогли бы. Только сейчас я понял