Вслед за ушами онемели щёки и нос. Покалывало губы. Я выдохнул на ладони паром, потёр локти. Пальцы гнулись как оловянная проволока. Идти становилось труднее, стучали зубы. Но я уже решил — умирать буду, но не вернусь. Уж лучше так, в лесу с волками, чем обратно.

Вдруг снова налетел ветер, донося до ушей неясный звук. Я затаился, прислушался.

— Ау-у! Помоги-ите… — голос был тонкий, надтреснутый. Я потоптался на месте, не зная, что решить.

“Подожди ещё немножко, мама”, — попросил, прежде чем двинуться на звук. Я хотел только посмотреть, не показываясь. Но ещё прежде чем подошёл, голос меня заметил:

— Кто тут!? — крикнул испуганно. Наверное, снег меня выдал. Оказалось, голос шёл из ямы в человеческий рост, может выкопанной для охоты или ради забавы. На дне, обхватив себя руками, стоял мальчишка в пузатом пуховике, на вид — младше меня, испуганный, насупившийся, с опухшими от слёз веками. Губы у него были синие, точно перемазанные черникой, а на самом деле — обкусанные холодом.

— Ты к-кто? — спросил мальчик, задирая голову. Волосы топорщились из под шапки рыжими иглами. — Откудова тут… Случаем не оборотень?

От такого предположения я слегка опешил, даже задумался на секунду. Спросил, хмурясь:

— С чего ты взял?

Мальчик смотрел настороженно, приглядываясь. Видно было как ему страшно, но ещё страшнее было, что я решу уйти.

— Бабушка говорила, что ночью по лесу оборотни бродят. А ты в одной рубашке, посреди леса… Так что, ты один из них?

— А если бы был, думаешь признался?

— Это вряд ли, — вздохнул мальчик.

Мне вдруг до ужаса стало жаль, что я в самом деле не оборотень и не умею оборачиваться в волка. Волки, должно быть, никогда не мёрзнут, шкура у них толстая и тёплая. И можно бежать, куда глаза глядят. Хоть к маме, хоть куда…

— А оборотни всегда знают, кто они? — с надеждой спросил я.

— Скорее всего… но я теперь вижу, ты всё-таки человек. Я тебя вспомнил, ты из нашей деревни, да и глаза у тебя, вон, красные от слёз. А оборотни не плачут.

Мальчик от такого заявления совсем раскис.

— Не трусь, — хмыкнул я, а у самого голос дрожал от холода. — Сейчас мы тебя отсюда мигом вытащим. Как тебя звать, кстати?

— Гена, но все зовут Грач, по фамилии. Правда вытащишь?

— Не сомневайся! А как в яму угодил, Грач?

— Я собаку свою пошёл искать… Она в лес убежала. Но заплутал, и вот… Ты только не уходи, ладно?

— Эй-эй, сопли-то подбери! Никуда не уйду, пока тебя не вытащу.

Я огляделся, в поисках палки побольше. Но снег замёл землю, а что не замёл, то вечер спрятал под тенями. Оставался ещё один вариант, но ему внутри всё противилось, отнекивалось.

— Ну, что там? — взволнованно спросил Грач, и я, сдавшись, стал разматывать мамин шарф.

— Эй, держи крепко, — я скинул ему один конец, а за другой стал тащить.

Ноги скользили по снегу, ткань жалобно трещала, из ямы доносилось пыхтение и вот голова мальчишка показалась на поверхности…

***

Вечернее небо было усыпано звёздами. Заснеженная земля тонула в тенях. Алек, чертыхаясь, брёл по перекопанной шинами дороге, то и дело останавливаясь и вглядываясь себе под ноги, пытаясь отыскать следы Павла в месиве из гравия и льда.

“Насколько безголовым надо быть, чтобы в такой холод убежать из дома?” — ругался Алек себе под нос. — “Совсем не думает о родителях? Как они восприняли его побег? Небось, места себе не находили…”

От злости на Павла, хотелось что-нибудь сломать. Тот уже дважды ускользал от Алека. Стоило приблизиться, как воспоминание менялось и поиски приходилось начинать сначала.

Сколько времени он тут находится? Может быть час, а может быть несколько дней, вполне возможно, что иллюзии живут по собственным законам. Оставалось надеяться, что дни в реальности не успели улететь вперёд, и время есть.

Алек перешагнул очередной раздавленный колесами сугроб, когда вдруг заметил, что следы уходят в лес. Стоило зайти за деревья, как до ушей донеслись голоса, а вскоре обнаружился и сам виновник всех бед — худой мальчишка в летней безрукавке, с синяками на локтях и предплечьях, с красным от холода лицом и синими губами. Это был Павел.

Жмурясь от усилия, он, стоя на краю ямы, тащил из неё кого-то за кусок серой ткани. На поверхности уже показалась вязаная шапка, вздёрнутый нос и ворот пуховика.

— Давай руку, Грач! — крикнул Павел, подаваясь вперёд.

Мальчик по прозвищу Грач попытался схватить протянутую руку, но промахнулся и судорожно вцепился Койоту в штанину, выбивая у того землю из-под ног.

Алек стал подходить ближе, снег захрустел под ногами, но мальчишки гостя не замечали.

— Блин, извини… — пробормотал тем временем Грач, неловко поднимаясь на ноги. — Ты как?

Павел уже встал и теперь пытался ухватиться за край, неловко подпрыгивая и карабкаясь по стене, как упавший в стакан жук. Яма заледенела и не поддавалась. Взрослый выбрался бы в два счёта, но у ребёнка шансов было мало. Ветер усилился, качая кроны, поднимая в воздух снежные воронки.

— Зачем ты это сделал? — запыхавшись, крикнул Павел. Голос у него дрожал от холода, а на щеке наливалась цветом ссадина.

— Я не специально…

— Да? А чего тогда встал, как столб? Вытаскивай меня! Там шарф рядом, видишь?

Грач засуетился, хотел было поднять найденный шарф, но неожиданно замер, завороженно глядя на качающиеся кроны и по птичьему вжимая голову в плечи.

— А может… может, я лучше пойду? — жалобно попросил он.

— Что? Почему?

— … лучше взрослых позову. А то, вдруг, правда оборотни или медведи… Ты же сам сказал, вдруг разбудили?

— Какие ещё медведи?! Вытаскивай меня!

— Но я что-то видел! Та-ам… — Грач махнул в сторону деревьев. — Сиди тихо, ладно? Мой дед всех знает в деревне, он мигом твоего папу приведёт…

— Нет! Только не отца! — надрываясь, кричал Павел из ямы, а Грач уже припустил в сторону дороги. — Подожди… Предатель! Только не отца… Трус! Стой! Я же помог тебе, не уходи!

Павел кричал в след, пока у него не осип голос. Потом ещё раз попытался допрыгнуть, чтобы зацепиться за край но, вдруг взвизгнул, и стал трясти руками, болезненно жмурясь. Видимо поранил пальцы о лёд. Он дышал часто, из последних сил сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Плечи ходили ходуном.

— Предатель… трус. Ненавижу… — прошептал он, оседая на снег, точно у него в один миг закончились все силы.

К своей досаде Алек почувствовал,