огромные убытки. Вот почему Британия твёрдо решила бороться с Францией за Египет до последнего турецкого подданного.

Весной 1839 года восточнее Алеппо сосредоточились турецкая и египетская армии численностью до ста тысяч человек. В июне турецкая армия перешла Евфрат и начала наступление, закончившееся её полным разгромом. Казалось, английскую авантюру на Ближнем Востоке можно похоронить. Но Британия не смирилась. После бомбардировок Бейрута и активных действий в Сирии своих новых союзников — Австрии и Пруссии — она заставила Мухаммеда Али освободить все занятые им территории, вернуть Турции захваченный флот и вернуться в Египет.

Николай I внимательно следил за событиями на Ближнем Востоке. По его поручению Меншиков предложил Лазареву следующие вопросы о возможных действиях: 1) если бы неприятельский флот прошёл через Босфор в Чёрное море; 2) если бы наш флот находился в это время в море;

3) если бы неприятельские флоты появились в превосходных силах пред Севастополем, застав наш флот в гавани270.

Лазарев, сторонник активной политики и решительных действий, предлагал вообще исключить возможность прохождения английского или французского флотов через Босфор и Дарданеллы. Для этого им и командиром 5-го армейского корпуса Н. Н. Муравьёвым был разработан план высадки десанта в район Босфора. «Франция готовится к сильной войне, а с нею вместе и все прочие державы для отражения внезапного её вторжения. Ежели французская эскадра покажется в Дарданеллах, то флот наш немедленно отправится в Босфор, и без всякого сомнения приказано будет атаковать её. Хорошо, если бы англичане к тому времени с ними поссорились»271. Этот план Лазарева реализован не был — Франция не решилась выступить в одиночку против четырёх держав.

О том, может ли неприятель захватить Севастополь, Лазарев писал ещё раньше, в 1834 году, после обострения отношений с Англией. Войти в порт можно, считал он, «но вторжение в порт ещё не есть занятие оного... Войти и наделать только шуму весьма легко, но выходить из оного с обитым рангоутом, повреждёнными кораблями и, вероятно, немалой потерей людей гораздо труднее»272. Его план обороны сводился в общих чертах к следующему:

1. Снять все вехи, замаскировать маяки и поставить несколько ложных, которые вели бы неприятеля на рифы.

2. Поставить на высотах города орудия, огонь которых был бы направлен на рейды, и вести при появлении неприятеля огонь, не давая возможности после обстрела поправить рангоут и уйти в море. Пушек должно быть столько, сколько хватит людей; если же пушек будет недоставать, снять их с кораблей.

3. Несколько кораблей и фрегатов вывести на рейд и расположить их так, чтобы, не мешая огню батарей, они могли бы выстрелами своих пушек наносить наибольший вред неприятелю.

4. Командующий сухопутными войсками должен защищать и город, и береговые батареи. Последние, по мнению Лазарева, были устроены настолько «необдуманно, что для высаженного десанта доступ в оные совершенно свободен».

Вывод: Севастополю нужны хорошие укрепления, искусные артиллеристы и достаточное количество сухопутных войск, и тогда останется смотреть, чем закончится приход английских кораблей. Никакого шапкозакидательского настроения в письмах Лазарева нет — лишь сухой и реалистичный расчёт. При этом адмирал был совершенно убеждён: следует ожидать не одного Джона Булля, а нескольких противников, и непременно «сильнейших».

Если мы сравним действия организаторов обороны Севастополя — Нахимова, Корнилова и приехавшего в город уже во время войны Тотлебена — с тем, что написал Лазарев, то увидим, что они воплощали в жизнь его план. Точнее, пытались воплотить.

Из дневника Рейнеке:

«Декабрь 1853 г. 4. Пятница... Вечером у нас были гости... от Корнилова узнал, что Мен[шиков] не соглашается на план, составленный Корниловым] и Нахимовым] об обороне Севастопольского рейда, а хочет сделать по-своему: три корабля поставить поперёк губы, и прочие запереть в Южной бухте в гавани»... (Располагать корабли сразу за Килен-балкой Нахимов считал ошибочным: во-первых, три корабля представляют собой слабое препятствие; во-вторых, такое расположение значительно сузит возможности береговых батарей. — Н. П.) «10. четверг... Корабли продолжают выходить на рейд и занимают места по плану Меншикова и Корнилова у Голландии — для обороны рейда. План Нахимова — выдвинуть корабли далее к W, противу укрепления № 4 — не принят, а даже маяки, потушенные по его предложению и окрашенные серою краскою, велено опять жечь и снятые вехи поставить. Это сердит Павла, и он прав... 15. Вторник. Всё те же переговоры и споры об укреплении Севастополя. Истомин предлагал: цепные боны; корабли не починивать, гальванические батареи и прочее и прочее».

Нахимов считал боны из старых мачт и цепей для заграждения входа в бухту слабым препятствием, его нужно было усилить огнём корабельной артиллерии. И самое слабое место — абсолютная беззащитность Северной стороны. Но командующим сухопутными и морскими силами в Крыму был Меншиков, Нахимова слушали — и не слышали.

И только когда в Рождество за мысом Херсонес задымил трубой трёхмачтовый английский пароход «Ретрибьюшен» («Retribution») и начал бросать лот, промеряя глубины, даже Меншикову стало ясно: вторжения неприятеля не избежать. «Приход этого парохода растревожил Меншикова и заставил его деятельнее заботиться об укреплении Севастополя. Давно предлагаемые Нахимовым меры приняты: на Северной крепости назначены офицеры и команды с судов, стоявших в гавани; велено поспешить устройством бона поперёк губы от форта № 8 к форту № 1». Но поставить корабли так, как предлагал Нахимов, князь всё же не согласился. Нахимов тревожился о бездеятельности командования, даже в названии английского корабля — «Возмездие» — ему слышались отголоски Синопа. Успеем ли приготовиться к визиту непрошеных гостей, желавших возмездия за Синоп?

Укрепления на Северной стороне строили быстро, матросы работали даже в Рождество, и всё равно потребовался месяц. Строили команды кораблей, соответственно назвали и батареи: «парижская», «двенадцатиапостольская» и «святославская». «Истомин обещал было (на словах) кончить в неделю, а вышло в месяц, — записал Рейнеке в дневнике, — да и тогда я спорил с ним, что в камне не построит он ранее месяца. Так и вышло». Все эти батареи, составляющие прикрытие для эскадры Нахимова, отдавались в его распоряжение.

После освящения батарей капитаны всех кораблей, стоявших на рейде, обедали у Нахимова и провели в его каюте вечер в разговорах. Обсуждали сообщения из Феодосии и Симферополя, что в Чёрное море вошло более тридцати английских и французских кораблей, в Феодосию приходили четыре больших парохода, провели промеры и ушли. Сошлись во мнении, что всё это «дерзость ужасная, плюнули нам прямо в глаза». План действий союзников ни для кого не был секретом, о нём после Синопа трубили зарубежные газеты, все