Я и правда по ней скучал. Но любовь? Для нее не было ни времени, ни места в моем полном ярости сердце.

– Я плыву дальше.

Кинн выпрыгнул из лодки и сел на воду, словно утка. Я погреб дальше. Наконец-то мои руки были при деле. Здесь было сильное течение, и я налег на весла – мне как раз не хватало таких физических усилий. Поддерживая ритм гребли, я напевал янычарскую песню, как будто плыву на галере, чтобы напасть на какой-нибудь крестеский город.

Под саблей Темура

Тысяча душ благородных

Жизни свои положила.

О, Лев Лат,

Человеческий принц,

Кто же герой, как не ты?

Я представил, как боевые барабаны отстукивают жесткий ритм песни. Как мы идем под этот ритм, вселяя страх в сердца крестесцев. С каждым припевом мы заменяем имя Темура на имена других шахов Сирма, пока не доберемся до шаха Джаляля, и тогда с ликованием орем так громко, что дрожат горы.

Я погрузился в эти мысли, но тут раздалось шипение, меня окатило водой, и в лодку плюхнулся птах.

– Если может получиться у наснас и мужчины, то и у тебя с ней получится. Я с тобой.

Кинн уселся на своем месте на корме.

Я ослабил хватку на веслах.

– Ты готов войти в царство ангелов?

– Я никогда не любил следовать правилам. А кроме того, я всего лишь мелкий шикк. Может, они и не заметят… Молюсь, чтобы не заметили.

Махая крыльями, за полчаса Кинн увел лодку в открытое море. На далеком горизонте появилась туманная точка. Кинн взлетел в небо, чтобы рассмотреть получше.

– Это корабль!

Он спустился обратно и начал хлопать крыльями так яростно, что лодка приподнялась в воздух. Мы поспешили в сторону корабля, с брызгами прыгая на волнах.

– Полегче, птах!

Меня укачало, одежда намокла от морской воды.

Я узнал красные паруса. На них сияла золотом восьмиконечная звезда с ятаганом под ней – герб Хайрада Рыжебородого.

Кинн остановился, прежде чем мы успели приблизиться. По безмятежному морю плыла среднего размера галера с двадцатью веслами. Идеальный корабль, чтобы таранить вражеский борт, и весьма проворный. Моряки заметили нас, и теперь в меня целился отряд аркебузиров.

– Не стрелять! – прокричал я. – Свои!

На носу появилась Сади. Увидев ее, я ощутил себя путником, мучимым жаждой в пустыне, который наконец-то увидел оазис.

– Кева! – крикнула она.

Стрелки опустили оружие.

Кинн вцепился мне в плечо куриными лапами. И, взмахнув крыльями, поднял меня в воздух.

– Что ты вытворяешь?! – гаркнул я.

– Лат дала мне орлиные крылья не просто так. Это произведет впечатление на принцессу!

– Ох, птах, прошу тебя, не надо…

Пока Кинн нес меня на корабль, глаза щипало от соленого воздуха. Кинн бросил меня на нос; я приземлился на четвереньки, больно ударившись о деревянную палубу.

– Это было просто, – сказал Кинн. – Я стал сильнее.

Сади и моряки вытаращились на меня, разинув рты. Очевидно, с их точки зрения, я буквально летел.

– Не удивляйтесь, – сказал я. – Я ведь маг.

Сади тряхнула головой, чтобы избавиться от потрясения, и обняла меня. Когда наши щеки соприкоснулись, я испытал самое сладостное облегчение.

Кинн порхал у моего уха.

– Смотри не разочаруй меня.

Он взлетел на мачту.

– Прости, что мы не подошли к берегу, – сказала Сади. – Я хотела, но мы боялись, что нас захватит императорский флот.

Моряки вокруг нас болтали на парамейском. Я вроде бы даже услышал кашанский диалект и гортанный язык южан. Как известно, у Рыжебородого была разношерстная команда. Из всех земель, где поклонялись Лат, приезжали хазы, чтобы служить у него. Преисполненные рвения и даже во время сражения не забывавшие про молитвы и медитацию, они напоминали священных воинов из поэм об Утае и Темуре.

Кто-то хлопнул меня по спине. Это оказался Ямин, сиявший от радости встречи.

– До нас дошли слухи, что вы сокрушили гулямов, – сказал он. – Как там моя несносная сестра?

– Гулямы оставили ей кашанского скакуна. Теперь у всех нас есть такие.

– И что с того? Мой все равно лучший, – рассмеялся Ямин в своей суровой манере.

Сади отвела меня в свою каюту – пустую комнату с деревянным столом и матрасом, где мы могли поговорить наедине. На столе лежали карты и латунная астролябия. Прежде чем я успел закрыть дверь, в каюту влетел Кинн.

– Убирайся, – прошептал я ему.

– Я рискнул подвергнуться гневу ангелов. Нет уж, я это не пропущу. – Он уселся на столе, как курица-наседка. – Ты уж постарайся. Я не пророню ни слова.

– С кем ты разговариваешь?

Сади не заплела волосы, и ее по-моряцки дикая грива меня обезоружила.

– Ну… с джинном.

– Ты можешь говорить с джинном?

– Только с одним. Он мне помогает… вроде как.

– Вот, значит, как ты это сделал. А ты… тоже станешь холодным и отстраненным, как Вайя? – Ее янтарные зрачки сузились. Мне так хотелось зажечь в них свет.

– Ну вот, теперь ты ее огорчил, – сказал Кинн. – Ты должен вызвать у нее улыбку!

Я бросил на него сердитый взгляд.

– Вовсе нет, – ответил я Сади. – Мне сказали, что я должен отправиться в Святую Зелтурию, чтобы учиться, но у меня есть дела поважнее.

– Кстати, о делах. Хайрад Рыжебородый согласился к нам присоединиться.

Это была радостная новость, но Сади произнесла ее с тяжелым вздохом.

– И где же он? Почему ты одна, на единственном корабле посреди Юнанского моря?

– Он пошел к Растергану. Местный граф хочет помочь нам отбить Костани. Он обещал дать десять тысяч человек. Думаю, они всего на день отстали от меня.

– Но они же этосиане… Как можно им доверять?

– Они не хотят, чтобы ими правили крестесцы. Отец хотя бы оставил им свободу, пока они платят дань. Хайрад обещал им те же условия, если они нам помогут.

– Кто дал Хайраду право что-либо обещать? Он командует только на море.

Сади сглотнула и сделала глубокий вдох.

– Уже нет. Если мы вернем Костани, Хайрад Рыжебородый взойдет на трон и будет объявлен султаном-регентом. Таково соглашение.

– Это невозможно, – фыркнул я. – Родители Хайрада были эджазскими купцами. В нем нет ни капли селукской крови.

Сади молча посмотрела мне в глаза. Похоже, она старалась подобрать нужные слова.

– Но во мне есть.

Когда я понял, что это значит, мое сердце ухнуло в яму с шипами.

– Ты выйдешь за него замуж.

– Я согласилась выйти за него, как только мы получим Костани обратно. Это был единственный способ