причине герцоги Сомерсет и Нортумберленд совмещали членство в этих институтах и принуждали к религиозному единообразию в обоих. Однако их способы управления были нерепрезентативны, своего рода «однопартийное» правление. Мария пробовала политику консенсуса, но не достигла успеха; конфликты между советниками и придворными возобновились с неблагоприятными последствиями для управляемости парламента. Поэтому Сесил в 1558–1559 годах нашел менее жесткие и более эффективные методы. Правительство Елизаветы полагалось на людей, бывших одновременно и крупными политическими фигурами, и ведущими служащими королевского двора, а ее личные покои – на аристократок, которые были либо ее бывшими слугами, либо женами и дочерьми тех же политиков. Например, Перри, Ноллис, Джон Роджерс, сэр Томас Хенидж, сэр Кристофер Хаттон, сэр Джеймс Крофт и сэр Джон Стэнхоуп занимали ключевые должности при дворе и при этом были деятельными тайными советниками и руководителями исполнительных органов. Жены Перри, Сесила, Ноллиса, Хениджа, Роджерса, Саквилла, Мэйсона, Кейва, маркиза Нортгемптона, графа Уорика, лорда Клинтона и сэра Генри Сидни состояли в свите королевы с 1559 по 1585 год. Из аристократов в Тайном совете Арундел, Лестер, Сассекс, Говард Эффингем, лорд Хансдон и четвертый граф Дерби имели значительные посты при дворе. До 1572 года, когда он стал преемником Винчестера в качестве верховного лорд-казначея, Сесил работал при дворе как секретарь, представляясь «смиренным слугой» и рупором королевы, а не ее первым министром. Он старался ослабить аристократов, которые, как Винчестер и Пембрук, превосходили его по возрасту и опыту, а также по рангу. Сын пажа Генриха VIII, поднявшегося при дворе и разбогатевшего на роспуске монастырей, Сесил (в 1558 году ему исполнилось 38 лет) был самым молодым тюдоровским министром, а среди елизаветинских советников моложе его был только граф Бедфорд[591].

Разрабатывались дальнейшие проекты уменьшения политического напряжения, один из них, датированный 16 мая 1559 года, «для исправления строения королевства»[592]. Автор этого плана надеялся, что Елизавета «будет брать в служащие не придворных, а только тех, кто способен работать в Тайном совете». В списке придворных должностей назывались лорд – верховный распорядитель двора, казначей и управляющий двором, королевский конюший, помощник распорядителя двора, капитан охраны, секретарь, декан королевской капеллы и королевский раздатчик милостыни. Они должны были сочетать членство в Тайном совете с исполнением придворных обязанностей и, за исключением управляющего и распорядителя двора, проживать при дворе. Кроме того, предполагалось, что лорд-канцлер, верховный лорд-казначей, лорд – хранитель Малой печати, помощник распорядителя и лорд-адмирал обычно не находятся при дворе. Таким образом, были учтены запросы высших придворных и государственных сановников, но совмещение дворцовых и министерских функций сохранилось. Однако процесс воплощения плана в жизнь требовал времени, поскольку еще предстояло назначить шесть джентльменов личных покоев королевы и двух церемониймейстеров, которые не были тайными советниками. Их следовало «выбрать из самых мудрых и честных джентльменов нашего королевства», чтобы они могли занять вакантные посты при дворе и в Тайном совете при появлении таковых; подобным образом описывалось продвижение по карьерной лестнице.

Возможно, в 1559 году вернулись к программе Эдуарда, однако стимулировала к такому возвращению политика Сесила, поскольку елизаветинская система строилась на однородности[593]. Тайными советниками и ведущими придворными были одни и те же люди, к тому же служащим личных покоев королевы не позволялись самостоятельные политические действия. Несмотря на то что они контролировали доступ к Елизавете, им редко удавалось повлиять на покровительство, а на политику и вовсе никогда. Да, Роберт Бил в своем «Трактате о должности тайного советника» (Treatise of the Office of a Councillor, 1592) советовал благоразумному секретарю оказывать влияние на королеву, выясняя ее намерения через лиц среди служащих личных покоев, «с которыми следует поддерживать доверительные отношения, потому что это принесет большую пользу». Однако он предупреждал о назойливости просьб фрейлин, что само по себе подразумевает их неспособность оказать услугу без посторонней помощи. Сэр Уолтер Рэли говорил, что они «ведьмы, способные принести вред, но не способные творить добро». У них не было печати с подписью королевы, хотя Елизавета имела одну, но хранила ее в надежном месте. (Сесилу пришлось получать специальное предписание, чтобы воспользоваться «сухим оттиском» для набора войск против Северного восстания[594].) Хотя Кэтрин Эшли, бывшая воспитательница королевы и ее ближайшая наперсница, была наказана за содействие сватовству шведского короля Эрика XIV в 1561–1562 годах, это единственный в своем роде случай. Кэтрин была женой Джона Эшли, кузена Елизаветы, которого королева назначила хранителем королевских драгоценностей. На самом деле однородность в значительной мере строилась на родственных связях, поскольку к кровным родственникам королевы по линии Болейнов[595] относились лорд Хансдон, Ноллис, Саквилл и Джон Фортескью (хранитель гардероба), а по линии Парров – маркиз Нортгемптон и граф Пембрук. И наконец, Мэтью Паркер, рукоположенный в сан архиепископа Кентербери в декабре 1559 года, некогда был капелланом Анны Болейн, которому она поручила духовное здоровье дочери.

Политическую стабильность укрепляли и другие обстоятельства. Кроме того что Сесил и Николас Бэкон были членами кружка «афинян», они оба приходились зятьями сэру Энтони Куку, протестантскому активисту и джентльмену личных покоев короля при Эдуарде. Даже когда оставшиеся приверженцы Сомерсета и Нортумберленда подобрались ко двору, противостояние Дадли – Сеймур не возобновилось, поскольку сын Сомерсета, которому Елизавета вернула графство Хартфорд, разрушил свою карьеру, тайно женившись на леди Кэтрин Грей, потенциальной наследнице трона по линии Саффолков в соответствии с завещанием Генриха VIII. Когда крах Хартфорда оставил его клиентов без покровителя в 1561 году, они потянулись к Лестеру[596]. Его семейные связи обеспечили ему политический вес и роль вероятного супруга Елизаветы, несмотря на все противодействие Сесила. Действительно, в процессиях Лестер как королевский конюший скакал рядом с королевой, а также был третьим по важности сановником после главного распорядителя и управляющего королевским двором. Когда Лестера ввели в Тайный совет, баланс сил оставался неизменным до его смерти в 1588 году. Несмотря на соперничество и ссоры, Сесил и Лестер не имели политических разногласий: за исключением отдельных конфликтов, они активно сотрудничали, пока не разошлись во мнениях по поводу интервенции в Нидерланды. Каждый имел нечто, чего не хватало другому: у Сесила до 1571 года не было титула и связей в графствах, которыми располагало семейство Дадли; в свою очередь, власть Сесила строилась на доверии королевы и его центральном положении в правительстве, к чему стремился Лестер. В области религии они оба выступали как покровители убежденных протестантов, а во внешней политике добились англо-французских договоренностей 1570-х годов. Лестера, конечно, возмущали монополистические устремления Сесила, но его попытки определить собственную роль как «честного посредника» неубедительны. Однако тот факт, что оба, Лестер и Сесил, находились в центре процесса принятия решений, весьма существенен[597].

В 1558–1559 годах главным вопросом было религиозное урегулирование. Даже до того, как лондонские власти сигнализировали о своем неприятии католицизма, покой города нарушали иконоборческие бунты и