– Странно, – пробормотала княжна, почти уже тыкаясь носом в его плечо. – Что же им мешает зажить? Заражения крови нет. И воспаления, кажется, тоже.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг она вскрикнула тихо, отнимая руку, посмотрела на ладонь свою – а губы её вмиг побледнели едва не до синевы.

– Что случилось?

Леден схватил её запястье, заглядывая в лицо – и увидел в глазах то самое выражение, что было, когда душил её после сна скверного. И выглядела она сейчас такой беспомощной и растерянной. Такой открытой – хоть всю её забирай. Неведомо какому порыву повинуясь, он провёл другой ладонью по изгибу девичьей шеи, ощущая, как нагревается кожа от соприкосновения с ней. Сбилось дыхание, затуманило голову – словно хлынуло внутрь что-то давно забытое, но такое необходимое, без чего жизнь – не жизнь, а лишь текущие друг за другом дни.

Елица задышала часто, откинулась назад, упираясь рукой в лавку позади себя. А Леден обвёл большим пальцем плавную линию её подбородка, видя, как будто морозной мглой подёргиваются её всегда ясные, тёпло-зелёные, что листья осоки, глаза. Склонился к ней, почти содрогаясь от страшного желания коснуться её приоткрытых губ своими.

И казалось, застыло время, не двинется больше никуда, а прошло-то всего мгновение – и княжна отстранилась от его руки.

– Что это было?.. Почему так… – Леден сглотнул, шало моргая – будто морок с тела сошёл.

Он осёкся, когда Елица схватила его за локоть и вскинула вверх, открывая раненый бок. Словно ничего только что не случилось.

– Что было… То же, что и в тот день, когда сон тебе плохой приснился, а я разбудить тебя попыталась, – ответила она спокойно.

А у самой сердце так и колотится – он чувствовал его как в собственной груди. Даже приложил ладонь, сомневаясь – нет, его билось ровно и сильно. Бледность уже отступала с лица княжны, порозовели слегка скулы. Но спокойнее от её сосредоточенного и невозмутимого вида вовсе не становилось.

Вновь пробежались нежные пальчики по коже на боку. Елица склонилась, ощупывая теперь и второй, покрытый зыбкой коркой рубец, заставляя забыть о том, что случилось. Леден вдохнул медленно и выдохнул, стараясь не смотреть на неё. Что ж творится такое? Ничего ведь особенного не делает, но близость её, лёгкий цветочный запах, что струился от её одежды и рук, словно нутро обволакивали. Показалось вдруг, как сквозь туман, что княжна, выпрямляясь, провела ладонью по его животу. Совсем легонько – может, и правда померещилось, да тело отозвалось мгновенно и кабы теперь не выдало его с потрохами.

Елица замерла, задумавшись, поглядывая чуть исподлобья, будто забыла, что хотела сказать. Леден опустил руку – и случайно скользнул ладонью по её спине. А в следующий миг и сам засомневался, что вышло это невзначай. Княжна точно одеревенела, распахнула широко глаза, но быстро справилась с нахлынувшим на неё смятением.

– Ты к грани близко ступил последний раз, верно? – прервала она неловкое искрящееся молчание.

– Ступил, – он кивнул, не переставая оглядывать княжну и любуясь каждой чёрточкой её лица. – Но вернулся.

– Потому и заживает плохо – не очистился после, – рассудила она уверенно. – Впустил недобрую силу в своё тело. Так бывает у тебя, наверное, и после снов этих твоих. Будто преграда истончается, открывается ход в Навий мир, где часть тебя.

И так всё от её слов ладно в голове сложилось, словно она мысли его только озвучила. Но непонятно одно осталось: почему с Брашко так худо не делалось в те дни, когда ему доставалось от буйного после шального сна Ледена? Ведь и его, случалось, придушил пару раз. Да он быстро очухивался. Почему только Елица как будто таяла от касаний его?

– И что же делать мне? Так и не заживёт теперь?

Елица лишь плечом пожала, размышляя надо всем, что сама узнала – или почувствовала. Леден склонил голову, почти касаясь губами её темени. Бесшумно вдохнул запах выбивщихся из-под платка волос, точно зная, кто мог бы ему сейчас помочь. Чьё тепло сумело бы согреть чуть дольше, чем на миг. Да кто ж тогда ей после поможет?

– Обряд надо провести в святилище, – совсем уж осипла княжна. – Требы Макоши принесу. Попрошу за тебя.

Она взяла рубаху Ледена, что рядом с ней лежала, и швырнула ему на колени. А после просто встала и вышла, больше ничего не объяснив. А он как будто стал пустым в один миг. Вот была она рядом, наполняла его жизнью, теплом – но закрылась за ней дверь – и снова по коже побежала знакомая прохлада.

Но княжна не обманула. Уже следующим утром прислала к нему челядинку Миру, которую Леден, посчитай, с возвращения из Радоги и не видел почти. Но обида, кажется, уже совсем пропала из глаз девки – поняла всё. Да только не позвала она в святилище здешнее, что в глубине детинца за стеной сада пряталось, а передала лишь пучки каких-то трав: Леден не все узнал, не знахарка ведь.

– Вот, – сказала с почтением, – княжна велела тебе в бане попариться сходить. Да в кипятке травки эти замочить.

Сама же Елица, видно, и приближаться к нему больше не хотела. И понимание этого резало изнутри хуже засевшей в ранах боли.

Как и велела она, сходил он вечером в баню: Брашко приказал растопить её пожарче, видно, чтобы всё, что можно скверное, вышло из тела его от живительного пара. Кинул в ушат с горячей водой травы, что Елица передала – и подышал вдоволь ароматным влажным воздухом. И не заметил даже поначалу, как отпустила его наконец даже самая слабая боль. Обратил внимание лишь когда в предбанник тесный вышел да оделся. Замер на миг, а после пошевелил осторожно рукой и пощупал бок – и верно ведь, прошло всё.

Захотелось тут же к княженке сходить, поблагодарить – самому, глядя в лицо её, а не передавая пустые слова через отрока. Он даже пошёл через сад к женскому терему, оправляясь на ходу, подпоясываясь, приглаживая влажные волосы. Гнало его в спину нетерпение, острое, не затуманенное хворью, что маяла его столько дней. Даже думать принялся о том, что княженка ему ответит: может, и позволит рядом остаться хоть ненадолго и поговорить с ней о чём-то неважном. Так, как было, когда невольно оказались они вместе в той пещере подле Радоги.

Но ещё издалека заслышал он тихие голоса. Подумал, что девушки гуляют, но вывернул на другую тропинку – и встал, словно в земле застрял по колено: неподалёку