— У неё есть муж или парень? — чуть поджав губы вновь спрашивает медсестра.

Под глазами немолодой женщины чёткая сетка морщинок вперемешку с синяками от недосыпа. Оттенок кожи жёлтый, болезненный с зелёным отливом, губы тонкие бескровные, а брови выщипаны в тонкую нитку. В белом хлопчатом халате, в этих больничных туфлях, без украшений, в шапочке, из-под которой выбивается блондинистый кудрявый завиток, женщина выглядела потасканной жизнью. А правдивее всего были её глаза. Усталые, тёмно-серые глаза человека, разучившегося улыбаться.

— Нет, она живёт одна.

— У неё есть склонности к мазохизму? Она состоит на учёте у психиатра? — сухим, канцелярским голосом спрашивает она, изучая пластиковый планшет с данными Элли.

— К чему эти вопросы? — дрогнувшим голосом спрашиваю у неё.

— Я должна задавать эти вопросы ближайшему родственнику, но таких у неё нет. Поэтому спрашиваю вас, — холодно отвечает медсестра, чуть подвинувшись, пропуская пациента. Проводив его взглядом, она вновь переключилась на меня. — У вашей подруги на теле множество ран и, судя по всему, многие из них она сама себе нанесла, если не все. Ожоги, глубокие порезы, следы от сигаретных бычков, укусы… Синяки возле лобка. Если у неё нет парня, то откуда всё это?

— Вы считаете, что она сама это с собой сделала? — очень-очень тихо спросила её.

— Я ничего не считаю, — отрицательно ответила женщина. — К нам она поступила с переломом, а не с попыткой суицида или как жертва насилия, поэтому ничего не могу сделать. Но можете вы. Если вам не безразлична судьба вашей подруги подайте заявление. И если потребуется, я его подтвержу. Не затягивайте, если не хотите увидеть её в гробу.

После разговора с медсестрой вышла на улицу. Холод сменился промозглой весенней свежестью. Дул лёгкий, но мокрый ветер, забирающийся под длинный вязанный шарф, пытающийся добраться до обнажённой кожи. Я медленно вертела в руках телефон, раздумывая, стоит ли звонить Андрею. Такие доказательства он не сможет опровергнуть. Уже несколько симптомов подтвердилось. Элли одержима, а значит нужен экзорцист.

***

— Андрей, да послушай же меня! — не выдерживав, кричу на него, когда он, в очередной раз, прерывает меня на полуслове. — Элли — одержима! Это не мои фантазии, не сказки и не глупости. Это то, что случилось с нашим близким человеком, с нашей подругой, ты это понимаешь?

— Нет! — отрицает он. — Я не хочу тебе верить. Ты хоть представляешь себе, что означают твои слова? Это означает, что мы не способны увидеть одержимость. Она почти каждый день приезжала в Институт. Постоянно общалась с отцом. Она носит голубые ленты. Она возглавляет медиумов. И целый месяц никто ничего не видел? Ты можешь себе такое вообразить? Я нет. Твои слова противоречат всем основам, всему, что мы изучаем здесь. Да к чёрту основы, Элли связана с Хароном, думаешь он не увидел бы, что с ней произошло? — под конец Андрей, как и я, перешёл на крик.

Я выругалась, а затем схватила его за руку и притянула к себе, нос к носу.

— Не хочешь слышать, сам увидишь, — процедила сквозь зубы, а затем закрыла глаза.

Мне пришлось переместить нас в дом Элли, потому что иначе он мне ни за что не поверит. И пришлось сделать это, не подумав о последствиях, потому что он мне не верил!

— Чёрт! — выругался Андрей, наклонившись вперёд, держась за живот. — Что за?..

— Оказывается я компанейный телепорт, — отвечаю нервно, прислоняясь к стенке, чтобы не потерять равновесие — от схлынувшего напряжения расслабились мышцы и закружилась голова. — Мы в гостях у Элли. Она сейчас в больнице, её оставили на ночь, опасаются, что у неё могло быть сотрясение. Да и остальные шрамы, о которых ты почему-то совсем не думаешь, требуют внимания. Медсестра не оставляет попыток достучаться до неё. Интересно, Элли скажет про одержимость или же и дальше будет плести про свою неуклюжесть? — проговорила иронично. — Идём, я найду доказательства своей правоты.

Иногда Андрей приводил меня в бешенство. Он упёртый и его невозможно согнуть. Если он принял какое-то решение, ему требуется много времени и доводов, чтобы его переменить. Несгибаемый и уверенный в себе, ответственный, надёжный, сильный. Мне нравилось чувствовать себя под защитой рядом с ним. И пускай веселье обходит его стороной, всё равно в нём было что-то такое особенное, из-за чего девушки частенько пытались поймать его взгляд, когда мы гуляли по городу, обсуждая занятия или же когда он показывал местные призрачные достопримечательности. Да и вообще — я питерская девушка, которая ни разу не была в музее в Москве. Андрей знал, что меня заинтересует и старался разнообразить мой досуг, чтобы я так отчаянно не грустила. Эти вещи действительно успокаивали меня. Иногда мне даже казалось, что я нормальная. Что мы обычная парочка на свидании.

Я не собиралась хранить верность Бесу, ведь мы оба знали, что он не создан для отношений, но что-то останавливало каждый раз, когда Андрей по-особому смотрел на меня. Какие-то мелочи отвлекали и рушили момент. Специально или нет, но я держала его на расстоянии, словно зная, что быть слишком близко ко мне — опасно.

Мы изучили весь дом, методично проходя из комнаты в комнату. И в какой-то момент, Андрей начал менять своё мнение. Есть вещи, от которых сложно отмахнуться. Например, отсутствие кошки. Только сейчас заметила, что Черри нет. Раньше как-то не обращала на это внимания, а сейчас поняла, что еда в кошачьей миске высохла, как и вода в поильной чашечке. Лоток пуст и на призыв никто не отзывается.

Дальше больше. В личной ванной комнате Элли полно окровавленных бинтов, зеркало разбито, на месте удара спёкшаяся кровь. Порванные нитки, иголки, какие-то таблетки. Элли не употребляла наркотики, но в спальне на прикроватной тумбочке я обнаружила использованный шприц. Девушка производила впечатление аккуратистки, но постельное не меняли как минимум недели три. Повсюду мусор и грязь, использованное бельё и женские средства гигиены. Это было мерзко. В воздухе стоял застарелый запах пота и чего-то липкого, серного, неприятного. Во всём доме только три комнаты имели пристойный вид. Это кухня, кабинет и гостиная, где мы занимались с Элли. И судя по всему это было сделано только ради меня. Чтобы я ничего не заподозрила.

— Почему призраки такие грязнули? — не выдержав, спросила у задумчивого Андрея.

— Они давно не были людьми. Не знают, что такое грязь. Не помнят, как следить за собой, — тихо ответил он.

А в кабинете мы сделали самую страшную находку. Документы с печатями Института.

— Эти документы нельзя выносить за пределы Института. Даже копии делать запрещено, — медленно сказал Андрей, переворачивая страницы. — Он собирал данные обо всех медиумах, известных нам.

— Источники? Зачем они ему? — удивилась, поднимая новые папки с документами.

— Они не могут туда заходить. Святая вода опасна для них. А для нас это стратегически важные места, ведь из источников мы берём всё, что помогает нам с ними бороться.