играть ее в Москве я уже не могу, во-первых, ввиду потраченного на нее труда режиссера и художника, а, во-вторых, у меня нет другой пьесы, а если бы и была — приготовить ее нет времени, нет ни духовной, ни физической, ни моральной возможностей. Мне в голову не могло прийти что-либо подобное. Это такой неожиданный удар и именно теперь, когда для театра этот месяц в Москве более чем важен в материальном отношении. Когда я думаю о всей борьбе, о всех, минутами кажется, непреодолимых трудностях, через которые я несу свой театр, когда я вижу себя в эту минуту, когда мои руки с этой ношей протягивались к Вам, мне кажется смешным даже предположение о том, что Ваша рука хотя бы невольно, хотя бы на миг сделает эту ношу нежеланно тяжелой. Я жду ответа, мне он нужен как можно скорей».

«Стремясь к гарантированному успеху — успеха и только успеха ждал он от императорской сцены, — он (Брюсов. — В. М.) примерял пьесу д‘Аннунцио к академическим, заслуженным, выродившимся в консервативные традициям Малого театра, против которых пытался бороться Ленский. „Вот, рассуждал я, пьеса по-оперному красивая, не очень глубокая, но очень пышная и романтическая — совсем для Малого театра“, — писал Брюсов Н. Е. Эфросу (9 октября 1908 года. — В. М.), оправдывая свой союз с образцовой казенной сценой»{31}. Премьера постановки Александра Ленского с Верой Пашенной в главной роли 1 сентября 1908 года закончилась провалом. «Неприятное впечатление унылой, серой скуки» признали даже дружественные критики{32}, поэтому пьесу сняли после пяти представлений. «Правду сказать, я этого не ждал, — писал Брюсов 13/26 сентября Иванову из Франции, получив известия о провале. — Пьеса не хитрая, драма полуоперная, совсем под силу казенному театру. Но видно наша образцовая сцена одряхлела совершенно, и никакие Ленские ее не спасут от погибели»{33}. Скоропостижную кончину Ленского 13 октября 1908 года молва связывала именно с провалом «Франчески».

«Воздушную и красивую» постановку «Франчески» театром Комиссаржевской (режиссер Николай Евреинов), впервые показанную во время московских гастролей 4 сентября того же года в театре «Эрмитаж», напротив, ждал успех. Веру Федоровну в Москве любили, хотя этот спектакль дал скромные сборы. Общее мнение выразил критик «Голоса Москвы»: «О возможности победы г-жи Пашенной над г-жой Комиссаржевской, если и могла быть речь, то только в конторе Малого театра, между чиновниками, приставленными к театру на гибель русского искусства». Показали в Первопрестольной и «Пеллеаса и Мелизанду» в постановке Федора Комиссаржевского, которую поругали за рецидивы «мейерхольдии»{34}. Вышедший в том же месяце в «Пантеоне» перевод пьесы вызвал единственный отклик в печати{35}.

Наступило и личное охлаждение со стороны Брюсова, которое актриса, судя по ее письмам, тяжело переживала: «Нежно прошу твою память не отнимать у тебя ничего» (15 января 1909 года); «Сейчас во всем мире один мне нужен — ты. Не ты — твои глаза, которые выслушают меня, пусть молча. Ты придешь, услышишь слово и уйдешь. Ты — поэт почуешь большое этой минуты для меня, для главного во мне. Я жду» (17 января); «Ты должен дать новую боль моим ранам. Ты должен взять себе мою улыбку» (18 января). На свидание Брюсов пришел, но возврата к прежним отношениям не было. «Волны безумия, плеснувшие было в берег души, почти мгновенно откатились вспять», — известил он Петровскую 8 ноября 1908 года. Отношения порвались, однако трагическая смерть Комиссаржевской 10 февраля 1910 года от черной оспы в Ташкенте больно ударила по нему. Он простился стихами с великой актрисой:

Рыцарь суровый, над телом погибшей и руки ломай,

        и рыдай!

Верим мы все, что открыт Мелизанде желанный и

        радостный рай.

И с бывшей возлюбленной:

На краткий миг, но были мы слиты,

Твой поцелуй был трижды драгоценен…

Театр был связан для Брюсова не только с Комиссаржевской. Осенью 1908 года он опубликовал в «Весах» еще один драматический опыт — перевод трагедии Верхарна «Елена Спартанская», сделанный с рукописи; в конце января 1909 года появилось отдельное издание{36}. На сей раз Валерия Яковлевича больше волновала литературная, а не театральная, сторона дела. «В подлиннике, — отметил он в предисловии, — „Елена Спартанская“ написана рифмованными стихами. […] Для передачи трагедии на русский язык я выбрал белый стих, преимущественно пятистопный ямб. На это я решился прежде всего из желания дать перевод более точный, чем то возможно при рифмованных стихах». Не вдаваясь в оценку работы Брюсова-переводчика, укажу, что в 1920 году он перевел драму Ромена Роллана «Лилюли», написанную ритмизованной прозой, белым пятистопным ямбом, объяснив Иоанне Матвеевне, что «стихами переводить легче и интереснее»{37}.

Неудачи «Мелизанды» и «Франчески» на время отвратили Брюсова от сцены, но в конце апреля 1911 года Южин предложил ему перевести для Малого театра «шекспировскую» трагедию Оскара Уайльда «Герцогиня Падуанская». Валерий Яковлевич согласился, договорившись о ее издании в популярной серии «Универсальная библиотека» Владимира Антика. В 1911–1918 годах там же вышли три издания «Избранных стихов» Брюсова, по два издания повестей «Обручение Даши» и «Рея Сильвия» (вместе с рассказом «Элули, сын Элули»), переводов из Верхарна, «Герцогини Падуанской» и «Баллады Редингской тюрьмы» Уайльда. 15 сентября 1911 года перевод пьесы был послан Южину в рукописи, а 8 октября, уже в корректуре, влиятельному чиновнику Главного управления по делам печати Николаю Дризену, чтобы облегчить его прохождение через драматическую цензуру. В течение недели трагедия была дозволена к представлению «за выпуском двух стихов, вернее — одного стиха и одной ремарки», как сообщил Брюсов Южину 14 октября. «Сознаюсь, что я ожидал большего количества красных чернил», — писал он в тот же день Дризену{38}. В конце октября пьеса вышла отдельной книгой и 15 февраля 1912 года была поставлена на сцене Малого театра учеником Ленского Сергеем Айдаровым с Екатериной Рощиной-Инсаровой в главной роли. Успех спектакля критика оценила как «средний» (в течение года пьеса выдержала 17 представлений). Рощину-Инсарову, мастерски воплощавшую «изломанные» и «надрывные» образы современных женщин, упрекали в «опрощении» трагической героини, не соответствовавшей ее амплуа, а Брюсова — в небрежности перевода, хотя позднее его работа получила высокую оценку{39}.

Впервые за много лет Валерий Яковлевич сам вышел на сцену 8 апреля 1912 года, когда в Литературно-художественном кружке по инициативе журнала «Рампа и жизнь» в пользу голодающих силами литераторов был представлен «Ревизор». К эпизодической роли Коробкина Брюсов отнесся ответственно и, по воспоминаниям Сергея Кара-Мурзы, «до начала репетиции все волновался по поводу редакции комедии, спрашивал по какому же тексту будем играть, по первому варианту или