Такова была тенденция и таков был явный дух всех его действий с самого начала... Я сужу о его публичном поведении по своему опыту его частного поведения, которое, как я убедился, лишено правды и чести. Это суровое обвинение, но умеренное и обдуманное, сделанное из твердого убеждения, что я обязан этой справедливостью обществу и самому себе как единственным возмещением для обоих, от обманов, жертвой которых я стал, и которые угрожают позором и разорением их интересам. Единственное возмещение за мошенничество, на которое закон не предусмотрел никаких средств, - это его разоблачение".

На следующий день, 15 августа 1780 года, Филипп Фрэнсис вызвал Уоррена

Два дуэлянта в сопровождении своих секундантов встретились в 5.30 утра 17 августа у кучи деревьев на западной окраине Бельведера , бывшего летнего дома Мир Джафара, который с тех пор был куплен Уорреном Гастингсом.*

Гастингс почти не спал. Он провел большую часть ночи, сочиняя прощальное письмо своей любимой жене Мэриан, которое должен был передать в случае своей смерти. Оно начиналось так: "Мое сердце обливается кровью при мысли о том, какими должны быть твои страдания и чувства, если это письмо когда-нибудь попадет в твои руки... Я не оставлю ничего, что мне жаль было бы потерять, кроме тебя. Как сильно я любил тебя, и как сильно, сверх всего, что может дать жизнь, я все еще люблю тебя, знает только Он. Не забывай меня, моя Мэриан. Прощай, самая любимая из женщин. Мои последние мысли будут заняты тобой. Помни и люби меня. Еще раз прощайте". После этого Гастингс крепко спал на кушетке до четырех часов утра, когда его секундант, полковник Томас Дин Пирс, приехал за ним в своей карете.

"Мы прибыли в Бельведер точно в назначенное время, в 5.30, - писал впоследствии Гастингс, - и застали мистера Ф[рансиса] и полковника Уотсона гуляющими по дороге. Некоторое время ушло на поиски укромного местечка. Наши секунданты предложили нам встать на отмеренном расстоянии, которое оба (по недавнему примеру Англии) определили в 14 шагов, а полковник Уотсон сделал шаг и отметил 7. Я встал с южной стороны. Ветра, насколько я помню, не было. Наши секунданты (кажется, полковник Уотсон) предложили не пользоваться преимуществом, а каждому выбрать свое время для стрельбы".

Именно в этот момент, как отметил Пирс, стало ясно, что "оба джентльмена не знакомы с обычными для таких случаев способами"; действительно, ни один из двух самых влиятельных британских интеллектуалов в Бенгалии, казалось, не знал, как обращаться со своими пистолетами. Фрэнсис заявил, что никогда в жизни не стрелял из пистолета, а Гастингс сказал, что помнит, как делал это лишь однажды. Поэтому обоим пришлось поручить заряжать оружие своим секундантам, которые, будучи военными, знали, как обращаться с огнестрельным оружием.

Гастингс, как и подобает джентльмену, решил дать Фрэнсису возможность выстрелить первым. Фрэнсис прицелился и нажал на спусковой крючок. Курок щелкнул, но пистолет дал осечку. И снова пришлось вмешаться секунданту Фрэнсиса, который засыпал в пистолет свежую замазку и зачистил кремни. Мы вернулись на свои места, - писал Гастингс. Я по-прежнему предлагал открыть огонь первым, но мистер Ф. дважды прицелился и дважды вынул пистолет". Наконец, Фрэнсис снова "взвел курок", - писал Пирс, - но порох был сырой, и пистолет снова не выстрелил. Мистер Гастингс спустился со своего места, чтобы дать мистеру Фрэнсису время исправить заправку, и это было сделано из патрона, которым я его снабдил, поскольку запасного пороха у них не было. Джентльмены снова заняли свои места, и оба представились вместе".

Теперь я решил, что могу всерьез прицелиться в него", - писал Гастингс. Я так и сделал, и когда мне показалось, что я определил истинное направление, я выстрелил".

Его пистолет выстрелил в то же время и так близко к тому же мгновению, что я не уверен, какой выстрел был первым, но полагаю, что мой, а его последовал мгновенно. Он сразу же зашатался, лицо его выражало ощущение удара, конечности быстро, но постепенно отказали, и он упал, сказав, но негромко: "Я мертв".

Я бросился к нему, потрясенный полученной информацией и, могу с уверенностью сказать, не испытывая никакой мгновенной радости от собственного успеха. Секунданты также бросились к нему на помощь. Я увидел, что его пальто пробито с правой стороны, и опасался, что шар прошел сквозь него; но он несколько раз без особого труда садился и однажды попытался с нашей помощью встать, но конечности его подвели, и он опустился на землю.

Тогда полковник У[атсон] предложил, что, поскольку мы встретились из соображений чести, а не из-за личной неприязни, нам следует соединить руки, или чтобы мистер Ф отдал мне свою. Мы так и сделали; мистер Ф. с радостью, а я выразил свое сожаление по поводу состояния, в котором он оказался. Ему было легче всего лежать на спине. Из дома майора Толли принесли раскладушку, так как у него не было палицы, и его перевезли на ней в Бельведер, где он и остается. Мы с полковником П[ерсе] вернулись в свой дом в городе. Мы пошли искать доктора Кэмпбелла, и я попросил доктора Фрэнсиса [личного врача Гастингса] последовать за нами. Оба немедленно отправились. Они нашли рану неопасной, она вошла в бок перед швом жилета чуть ниже плеча и, пройдя через обе мышцы и кожу, покрывающую позвоночник, застряла на видимом расстоянии от кожи на противоположной стороне.

Как только я вернулся домой, я послал мистера Маркхэма к сэру E [Элайдже Импи, верховному судье], чтобы сообщить ему о случившемся и что я должен ждать события, которое, если оно окажется роковым, я должен немедленно отдать себя в его руки, чтобы закон мог принять свои меры против меня.

Но арестовывать Гастингса не пришлось. Позже врач сообщил, что мушкетный шар Гастингса "пробил правый бок мистера Фрэнсиса, но ребро, которое повернуло шар, помешало ему войти в грудную клетку. Она прошла наискосок вверх, миновала позвоночник, не задев его, и была извлечена примерно в дюйме слева от него. Рана не имеет последствий, и ему ничего не угрожает".

Десять дней спустя, 25 августа 1780 года, крупнейшее скопление войск Компании в Южной Индии наконец-то вышло из Мадраса и направилось на юг по прибрежной дороге в сторону Канчипурама, чтобы противостоять Хайдару. Во главе их стоял сэр Гектор Манро, генерал из Хайленда, который пятнадцатью годами